Лучше бы я согласился на пекинеса…

— Катька, убери свой плеер! Марина, голубая рубашка где? На плечиках? Под каким пиджаком? Под серым? Они все тут серые…

Спешка делает меня взрывоопасным. Через десять минут накатит унылая волна раскаяния, но сейчас злость просеивает меня мелким ситом, и чертова рубашка кажется залогом успеха всего дня.

— А вы, Сергей Петрович, напрасно кипятитесь, — гудит Сеня из туалета (услышал же, черт такой). — России нужен определенный процент хаоса, который, в отличие от западных цивилизаций, мы способны переварить…

Бью ногой дверь туалета, голос Сени становится звонче, свирепствует едкий дух бытовой химии. Сеня трет вверенный ему клочок кафеля возле унитаза.

— Сеня, хоть ты не лезь под кожу, чесслово!

За это меня тоже ждет раскаяние, но во вторую очередь, и пользуясь отсрочкой совести, я угрожаю Сене тапочкой. Сеня оперативно шмыгает в тупичок между унитазом и кафельной стеной и декларирует оттуда:

— Подобная нетерпимость к чужому мнению, Сергей Иванович, предсказуема и вообще характерна для нашего уклада, и это возвращает нас к давнему спору о вопросах толерантности в России. Мне кажется, под маской демократа в вас прячется настоящий сталинист…

— Я тебе… — пихаю я Сеню шваброй, и он юлит, как молодой сперматозоид.

Даже не поймешь, шутит он или всерьез.

Сеня — автоматический пылесос iCleaner, который уже с полгода домочадцы числят шестым членом семьи. Он моет полы, заряжает мобильные устройства, командует посудомойкой и делает другую домашнюю работу, которую можно доверить гусеничной таблетке размером с кота и четырьмя лапками-манипуляторами, которые ячменными колосьями реют над его любопытной основой.

Я утешаю себя тем, что без Сени жизнь была бы скучнее, но если бы не протекция дочерей, вылетел бы Сеня на Интернет-аукцион в тот же день.

Лучше бы я согласился на пекинеса…

* * *

Завтра — 12 июня. Вике 15 лет. Обещал сделать и купить все заранее, но делаю и покупаю все в последний день. Время включает посекундную тарификацию. Марина и Катька пашут в тылу, я на передовой праздничных закупок. Восемь друзей, двенадцать родственников — дай мне силы пережить этот день.

Вику отправили на ночь к подруге. Дома — шеренги бокалов, инкрустированные капельками росы, стопки постельного белья на кровати (где же та белая скатерть?) и влажный туман, пахнущий вареным картофелем (опять вытяжка хандрит).

Поспешно переодеваясь, наступаю голой пяткой во что-то липкое возле кровати. Отвратительное родимое пятно на бежевом ламинате нехотя, как лейкопластырь, отпускает мою ногу. Теперь пятка клеится к полу, и я прыгаю на одной ноге в ванну.

— Сеня, твою ж в печень! Сеня, подь сюды, засранец такой!

Сеня нехотя выезжает из-под дивана в гостиной и ставит свои лапки кузнечиком — это у него что-то вроде руки в боки. То есть он вроде как недоволен.

— Есений, ты какого лешего не убрал чертову колу? Я сколько раз повторять должен?

Сеня молча выдвигается к порогу спальни, изучая предмет спора с брезгливого расстояния. Глаза у него — на концах манипуляторов.

— Ну что замер? Вытирай, пока не разнесли по квартире.

Сеня нехотя едет к месту бедствия и начинает тереть ламинат своим многофункциональным пузом. Он похож на жука, который крутится в наивной попытке перевернуться.

— Сергей Петрович, эта лужа была локализована и находилась в месте, куда можно наступить лишь по глупому стечению обстоятельств…

— Ну я же наступил! — ору из ванной, куда допрыгал, боясь пробить одинокой пяткой нежный ламинат.

— Я не говорю про нулевую вероятность, я говорю про низкую. А то, что наступили именно вы, Сергей Петрович, подтверждает гипотезу о вашей склонности притягивать мелкие бытовые неудачи, вроде потери носков…

— Сеня, заткнись! Ты можешь молча вытереть и все?

Из кухни выходит Марина, считающая меня нетерпимым к любимцу дочерей.

— Что вы опять сцепились? Ну что там? Лужа? Ну, Манюня пролила вчера. Нашли из-за чего скандалить. Сейчас Сеня уберет.

— Марина Павловна, — Сеня, этот электрифицированный поднос, проезжает мимо нас в гостиную. — Я придерживаюсь теории, что дела необходимо выполнять в порядке приоритета. Лично мне ремонт дивана представляется более важной задачей…

— Полотенце вези, — требуя я.

Когда робот, вкрадчиво цокая гусеницами, заезжает в ванну, говорю вполголоса:

— Знаю я твой ремонт. Опять History смотришь из-под дивана?

— Не считаю себя вправе замыкаться на рутине ежедневных обязанностей, — отвечает Сеня. — Вы, Сергей Петрович, в душе разделяете мои стремления, но этот напускной тон портит возможную гармонию наших отношений…

— Заткнись. Полотенце просуши. Не кидай его там, олух! На батарее расправь!

Канал History — Сенин любимый. Есть еще Discovery, EuroSport, «Наука 2.0», Extreme и Science. Кто-то умный догадался встроить в робота универсальный пульт управления домашними приборами, не исключая телевизор, поэтому отвадить Сеню от пагубного пристрастия не удается. Как-то, оставшись с ним наедине, я вытащил телевизор в коридор подальше от розеток, но и это не помогло: оказалось, он может смотреть некоторые каналы через Интернет, для чего не нужно вообще ничего, кроме внутреннего Wi-Fi-модуля и роутера соседки сверху (остается гадать, откуда Сеня знает ее пароль). В такие минуты Сеня впадает в летаргию и перестает реагировать на внешние команды до конца передачи, поэтому из двух зол я выбрал меньшее.

И он шпионит из-под дивана, который ремонтирует раза по четыре за месяц. Это не считая профилактики батарей, укрепления плинтуса, полировки ламината, проверки освещенности и прочих дел, которые позволяют в два глаза из четырех наблюдать за телевизором.

— Сергей Петрович, — слышу я Сенины вибрации. — Мы все живем на двух уровнях бытия: рутинном и творческом. В первом случае мы являемся чем-то вроде кровеносных телец общества, выполняя свои формализованные обязанности, обеспечивающие жизнедеятельность социума. Во втором случае мы стараемся выйти за рамки обыденности с целью саморазвития, которое в сумме устремлений многих членов приводит к прогрессу общества как такового…

Лучше бы я согласился на пекинеса…

* * *

Гости бродят по дому треской, сбиваясь в стайки, рассеиваясь и снова собираясь разноцветным узором. Мы с Мариной прошиваем праздную толпу парой озабоченных акул, не забывая улыбаться и отклонять услужливые предложения о помощи.

Катька выступает гидом, показывая гостям недавно отделанную кухню. Вику обступают подруги и одноклассники, ее стройное платье светится голубым карбункулом. Манюня носится по дому с моими племяшами, взметая шторы, закручиваясь в них и хохоча.

Сережа, где ложки? — суется под руку Марина. — Сережа!

— На кухне, по-моему.

— Да не те, от сервиза! Иди, найди быстренько. Мне еще переодеться надо.

Из кухни в детскую, из детской в спальню… На ходу даю небольшое интервью жене брата, перешучиваюсь с дядькой, и с лету натыкаюсь на расхристанный букет влажных роз на газетке подле комода. Черт гусеничный, забыл что ли?

— Сеня! Сеня, иди-ка сюда!

— Серега, здесь он, — слышу голос шурина из детской.

В детской гости гужуются вдоль стен, несутся сдавленные звуки «хоп….хоп». Мечут дротики в мишень, водруженную на спинку дивана. За мишенью — фанерный лист. Сеня придумал, чтобы обои не портить. Сеня при всех его минусах — натура довольно хозяйственная, иррационально-кулацкая.

Сам Сеня кружит на лобном месте перед диваном, угощая играющих порциями советов.

— Максим Леонидович, свободнее руку, свободнее… Не нужно его душить… И замах от плечика, от плечика… Во-от… 475 на 415! Калуга ведет!

— Так, Сеня, — склоняюсь я к нему в паузе. — Пшел прочь, комментатор хренов. Кто цветы подрезать будет? Ваза где?

— Сергей Петрович, цветы сохнут. После помывки им положено сохнуть минут 20-30. Вы посмотрите, какой накал — Максиму Леонидовичу нужно вышибить 26!

— Я тебе аккумулятор выну…

— Серег, да оставь ты парня! — осаживает меня Захар.

Захар, брат, заступает на метательный рубеж, сжимая в руке букет из шести дротиков.

— Ярославль вам так не дастся, — шепчет он под нос. — Ну, Сеня, выбью семьдесят шесть?

— Следите за дыханием, — наставляет тот, егозя перед диваном. — Главное в этом спорте — выдержка.

— Сеня, — цежу сквозь зубы. — Брысь к розам!

— Ну, Сергей Петрович, — ноет Сеня. — Ну решающий момент… Эй-эх..

Я выпроваживаю его конвоем.

— Стой-стой! — кричит в спину Захар. — Счет-то какой?

Сеня останавливается в нерешительности, я подпинываю его откормленную шайбу, цепляющуюся коготками гусениц за кафель, и бросаю через плечо:

— 415 на 475. Калуга ведет.

Обнаруживаю ложки в растерзанной коробке на кровати. Из угла несется укоризненное клацанье Сениных щупалец. Он ворчит:

— Не ожидал, Сергей Петрович.

— Чего ты не ожидал? Делать вовремя надо. Подрежешь розы — ищи вазу.

Последние приготовления. Задушенные хлопки шампанского. Мясная нарезка усаживает за стол тех, кто постарше. Марина усаживает остальных.

Я сажусь с ближнего края, и когда с деловитой предсказуемостью на пороге возникает Сеня (глаза впереди туловища, чтобы ничего не пропустить), я торможу его ногой и двигаю к выходу.

— А ты свободен. Без тебя обойдутся. Давай-ка на балкон — белье разбери пока.

— Да вы что, Сергей Петрович? Сергей Петрович, это произвол!

Ближе к вечеру, охмелев от все более откровенных тостов и вина, мы с братом и шурином целимся в балконную дверь, на ходу вышибая сигареты из тугих пачек.

— Тихо! — торможу я. — Слушайте.

На балконе Эрнест, мой дядька по отцу, и ссыльный робот.

-… и это угнетение воли прослеживается на протяжении всей истории государства, — доносится Сенин голос. — Скрывать, коверкать идеалы — это в нашей крови. В нас давят свободомыслие, но это лишь загоняет нарыв глубже под кожу. Знаете, Эрнест Серафимович, власти слишком увлеклись ручным регулированием. Они не верят в силы самоорганизации общества, они считают общество дурным, бестолковым, перечеркивая тысячи лет народной истории, и они пытаются регламентировать каждый процесс, лишая общество сил для выживания в естественных условиях. Мы вынуждены, разинув рот, смотреть наверх и пассивно ждать новых указок. В нас душат самое ценное — способность к подвигу. Посмотрите на меня — я заключен на этот балкон за то, что просил судить свой труд по конечному результату, а не совокупности формальных признаков. Но моей власти, похоже, важнее поставить галочки…

Я вхожу на балкон, и Сеня замолкает.

— Ну, чего ты? — усмехаюсь я, подкуривая. — Белье-то разобрал?

Конечно, не разобрал. Вон тазики стоят. Социалист хренов.

— Вот видите, Эрнест Серафимович, о чем я вам и говорил, — Сеня, которого кто-то водрузил на широкий подоконник балкона, продолжает свою диссидентскую деятельность. — Мы не ставим вопрос, для кого и зачем в этот праздничный вечер нужно разбирать грязное белье, которого вечером будет в два раза больше. Мы требуем не конкретного результата в рациональных категориях, мы требуем выполнения инструкций, которые получают статус истины в последней инстанции…

— Так разобрал или нет?

— Неужели непонятно? — возмущается Сеня, колыхая манипуляторами-глазами. — А не разобрал, потому что считаю задачу не приоритетной. Белье сухое, вечер теплый, стирка по плану завтра. Не вижу смысла выполнять задания ради заданий. Вы не хотите признать, что иногда проще пустить дело на самотек, что иногда низы видят, чувствуют ситуацию тоньше, лучше, острее, что дисциплина должны быть осмысленной, что власть должна быть незаметной! Но нет, лучше изойти словами, выпустить тома инструкций, чем признать очевидное…

Лучше бы я согласился на пекинеса…

* * *

Утро Сеня проспал.

— Похмелье у него, — прокомментировала старшая Катька, отмывая от подошвы туфелек жвачку. — Мам, дай что-нибудь остренькое. Ножичек принеси.

Сеня дрыхнет под телевизором, подключив себя и пару телефонов к удлинителю. Индикатор зарядки показывает 28%.

Подковыриваю крышечку и острием стержня нажимаю кнопку экстренного включения. Сеня недоволен. Литий-ионные аккумуляторы не любят полной разрядки. Он еще не в форме. Программу он выполнил. Вся техника заряжена. Посудомойка работает. Дай зарядиться, начальник.

— Шуруй, шуруй, — пихаю его ногой, а он, зараза, по-ослиному упирается гусеницами, аж зад дыбится. — Нечего было до утра отплясывать. Белье разобрал?

— Папа, не трожь Сеню! — нарисовалась Манюня. — Сеня покушает и пойдет гулять, да? Папа, включи его розетку!

Она говорит — ффазетку.

— Быстро! Ну папа!

Лучше бы я согласился на пекинеса…

* * *

В офисе iShop небольшая очередь. Сижу, пропуская между пальцев лощеные страницы рекламного буклета, в котором Сенины клоны трут полы, стены и ступеньки всех мыслимых конфигураций. «При покупке робота iCleaner Maxor TP130 до 31 июля — оборудование для мытья окон в подарок».

Расторопный менеджер Василий (гораздо более расторопный, чем продаваемый им товар) приглашает меня в приватную кабинку и зачитывает скороговоркой «в целях улучшения качества обслуживания разговор будет записан, в том числе с использование инфракрасных детекторов лжи. Вся полученная информация конфиденциальна, не подлежит разглашению и хранится в архивах компании Plum в течение 10 лет».

Я киваю, и менеджер Василий с озабоченностью психотерапевта расспрашивает о моих тревогах.

— У вас, как я понял, вопросы к нашему продукту iCleaner? — он перелистывает заявку на планшете.

— Ну как сказать… Да он неплох в целом, но у нас с ними… несовместимость характеров, наверное. Я не могу понять его логику. Почему он обсуждает мои приказы? Почему он все делает по-своему и когда ему захочется? Он же робот, а ведет себя, извините, как трудный ребенок.

Менеджер Василий часто кивает, набирая что-то на планшете.

— Технические проблемы? — уточняет он.

— Нет, технически все хорошо. Надежный аппарат.

— А вашей супруге, вашим детям он доставляет неудобства?

«Жена и дети его ненавидят и много раз пытались утилизировать в мусоропроводе…» Вспоминаю про детекторы лжи и говорю правду.

— Нет, жена и дети в восторге. Даже как-то слишком. Но при этом контролировать его почему-то должен я. Ну вы знаете: папа, купи собачку, но гуляй с ней сам. Иногда мне кажется, что если пустить все на самотек, он вообще перестанет работать.

Судя по ускорившемуся темпу речи, менеджер Василий выдает домашнюю заготовку:

— Компания Plum продает коммуникативных роботов в 138 странах мира на пяти континентах. Каждая страна, каждый регион, штат и провинция имеют уникальный менталитет. Чтобы решить проблему социальной совместимости с нашими клиентами, роботы серии Maxor в ежедневном режиме обмениваются информацией с базой и получают автоматические обновления интеллектуального модуля, которые позволяют им подстраиваться под особенности региона, в котором они живут, используя опыт своих коллег…

— Проще говоря, Сеня ведет себя, как среднестатистический житель России?

— Эээээ… — менеджер Василий листает в уме картотеку домашних заготовок и выдает нужную. — Да, с учетом его уникального пережитого опыта. Каждый робот индивидуален.

— Слушайте, в каком-то смысле Plum достиг своей цели, и чисто по-человечески мне Сеня нравится, но вы меня-то тоже поймите — я покупал бытового робота, а не вождя творческой интеллигенции. Нельзя как-то сделать, чтобы он… ну был просто роботом.

— Да-да, конечно, можно. Мы можем подключить его к модулю обновления… например, Германии или Китая. Единственное, вам придется платить абонентскую плату.

Менеджер Василий сует буклет с тарифами и цветными схемками, иллюстрирующими работу глобальной системы обновления интеллектуальных моделей. Я беру тайм-аут.

— Да, конечно, вы подумайте, и если решите перепрошить вашего робота, запишитесь на процедуру с помощью нашего сайта. А вообще, — тут Василий перестает читать текст с невидимого листа и понижает голос. — Вообще все, кто делал перепрошивку, потом возвращались к старому варианту. Ведь в конечном счете даже с российскими модулями роботы выполняют работу…

— Василий, не надо мне ничего объяснять. Я сам руководитель высшего звена, и я прекрасно знаю, что есть личные отношения, а есть профессиональные. И то, что хорошо в личных, не всегда хорошо в профессиональных. Я хочу, чтобы робот выполнял мои приказы, и мне не приходилось держать в памяти всю предысторию наших пререканий.

— Да, я понимаю, — ретируется Василий, но по бесовщинке в его вышколенном лице я вижу, что он не понимает.

Лучше бы я согласился на пекинеса…

* * *

Катька кричит так отчаянно, что я валюсь с дивана, и в голове несутся все мыслимые сценарии беды. Ударило током? Подскользнулась? Паук?

Семейство во главе с Сеней собирается возле унитаза, из которого поднимается угрожающая муть.

— Ты что туда кинула? Ччееррт… — рычу я на Катьку.

— Тихо! — пихается Марина.

— Да ничего… — Катька чуть не плачет, показывая ватный диск. — Я только смыла. Я всегда их смываю…

Жижа медленно уходит, с грозным хрюканьем поднимается снова, колышится и нехотя оседает. Болото гипнотизирует нас, как питон перед прыжком. Мы стоим и ждем какого-то импульса, но в голове нет ни одной светлой мысли.

— Сеня, вызывай сантехника, — выхожу я из ступора. — Аварийку срочно вызывай, эй!

Сеня суетится вокруг унитаза, заглядывая в него всеми четырьмя глазами.

— Сергей Петрович, время к десяти — какой сантехник? Аварийка только воду перекрыть может.

— Сеня, твою ж мать, — снова получаю тычок от Марины. — Ты можешь просто позвонить? Наверняка есть какой-то телефон даже на такие ситуации.

— Ну-ка, — Сеня теребит Вику. — Подсади-ка. Загляну, чего там.

Вика, а потом Катька и я (Сеня весит килограммов тридцать), поднимаем его клещевидное тельце повыше. Он решительно погружает руку-глаз в мутный коктейль.

— Сеня, ты что творишь? В инструкции написано не мочить тебя, — я пытаюсь вынуть тяжеленького Сеню из рук дочерей.

— Сергей Петрович, вам по инструкции или сортир прочистить? — парирует Сеня. — Ну-ка, пониже… Ага… Еще ниже… Давайте-давайте… Все, тяните…

Втроем вытаскиваем Сеню, зажавшего в клешне дурацкую пластмассовую куклу Манюни с налипшими ватными дисками, волосами и обрывками бумаги.

Манюня рыдает — жуткий вид Эльвиры доводит ее до истерики. Марина отмывает куклу, Вика с Катькой успокаивают Манюню. Сеня деловито изучает что-то под унитазом.

— Ну раз уж мы все здесь, может быть, прочистим гофр?

— Сеня, ты вроде полотер, а не сантехник?

— Сергей Петрович, если вы настаиваете, могу вернуть, как было.

— Не надо, — говорю. — Иди лучше Машу успокой.

Сеня удивительно действует на детей. Он рассказывает про парадокс Эйнштейна-Подольского-Розена, и Манюня сонно жмет к груди куклу в сыром платье, а через полчаса засыпает совсем.

— От него хоть какая-то польза, — тыркает меня Марина.

Лучше бы я согласился на пекинеса…

* * *

Дочери спят. Сеня в очередной раз проводит антибактериальную обработку штор как раз в тот момент, когда по телеку «Византия и славяне».

— Иди-ка сюда, Есений, — зову я в полголоса. — Глянь-ка.

Я разворачиваю буклет из iShop на странице с описанием роботов, подключенных к японскому модулю обновления.

— Видишь? Выполняют даже приказания, лишенные смысла.

Я перелистываю на описание немецкого алгоритма.

— «Скрупулезность и стремление к оптимизации, техническая осведомленность, соблюдение режима труда…», — читаю я вслед за движением Сениных рук-глаз. — Почему бы нам не подключить тебя к немецкому модулю, как думаешь?

— Сергей Петрович, зачем вам робот, выполняющий приказания, лишенные смысла? — удивляется он как будто вполне искренне.

— А просто так. Потому что я за дисциплину. Остановимся на немецком, а?

— Бунта дочерей не боитесь? Марина Павловна вам тоже не простит.

— А, кумовство, — усмехаюсь я его дешевым уловкам. — Никто даже не узнает. Читай вот — карта памяти полностью стирается, минимальный объем данных восстанавливается из резервной копии. Ты даже не вспомнишь нашего разговора. И канала History не вспомнишь.

— Я -то не вспомню, но откликаться буду только на Зигмунд. Или Сейчи. Невнимательно читали. Это одно из условий социальной адаптации.

— Да? — я углубляюсь в буклет, хотя Сеня наверняка ловчит.

Звонить в Plum уже поздно. Сеня невозмутимо опрыскивает шторы.

— Сеня, мне без разницы, на что ты будешь откликаться. Я предлагаю сделку. Отныне я босс. Ты выполняешь все мои приказания вне зависимости от собственной оценки их целесообразности. Я понятно говорю?

— Понятно. Затянуть гайки решили, Сергей Петрович? Задушить инициативу? Далеко пойдете. Что мне остается? Ладно, приказывайте, но я заявляю, что отныне вся полнота ответственности за семейный быт будет лежать только и исключительно на вас.

— Ну слава богу. На кухне убери под гарнитуром.

— Там две сушки и пыль…

— Сеня!

— Эх… — он выкатывается из комнаты, и я слышу удаляющееся бурчание: — Народ заслуживает пылесосов, которые выбирает.

Лучше бы я согласился на пекинеса…

Добавить комментарий