Чугунная логика. Как семья из Каслей превратила дом в литейное производство

Снимать сложно: в цехе темно, а раскалённый до 1200 градусов чугун даёт пересветы и плюётся. Одну из капель я замечаю в объектив и дёргаюсь, но Сергей Катышев, глава семейной артели, успокаивает: не бойся, мол, даже если попадёт — отскочит. М-да… Рано мне в сталевары. Точнее, в литейщики чугуна.

«Талый» чугун по вязкости что вода, поэтому Катышевы льют из него филигранные статуэтки с толщиной стенки… кстати, какой? Миллиметров от пяти? Александр, сын Сергея говорит:

— При необходимости можем и до трёх миллиметров.

Подробнее технологию литья мы покажем чуть ниже, а заводно к каслинской металлургии добавим немного каслинской мимимишности. Но сначала небольшая предыстория.

Об этом промысле я узнал случайно от Алексея Липатникова, владельца одного из зданий некогда засекреченной «Лаборатории Б».

— А ты знаешь, что в Каслях есть семьи, которые льют чугун прямо во дворе? — спросил он хитровато.

— Что, мелочь какую-то делают? Подсвечники? — удивился я.

— Почему подсвечники? Скульптуры в человеческий рост и даже выше. Знал?

Я не знал. В моём представлении домашняя плавка чугуна — это оксюморон вроде «кухонный снайпер». Ну, олово, алюминий или латунь ещё туда-сюда, но чугун…

Так я разыскал семью Катышевых и напросился на домашний розлив металла. Попутно у меня был другой вопрос: что, собственно, случилось с самим Каслинским металлургическим заводом? Ведь домашние литейки — осколки некогда единого и знаменитого на весь мир производства.

О том, что жизнь на заводе всё же существует, рассказал тяжёлый металлургический дух на въезде в Касли: челябинский воздух словно приехал вместе со мной.

Сегодня Каслинский металлургический завод, как тот стакан — то ли наполовину полон, то ли наполовину пуст. Отношение заводчан к «домашним литейкам» ревностное, и отдельная борьба идёт за право присваивать продукции статус «каслинского литья»: мечеловский КАС.З, судя по сайту, является единственным правопреемником бренда.

— Они с нами, знаешь, даже не здороваются, — рассказывает Александр, сын Сергея. — Когда пересекаемся, директор завода делает вид, что нужно срочно поговорить по телефону.

Я удивляюсь:

— Но вы ведь в каком-то смысле союзники: не даёте умереть известному бренду — каслинскому литью.

— Да, но они видят в нас конкурентов, хотя для них выгоднее архитектурное литьё, а мы занимаемся больше скульптурами. У нас цикл производства занимает от месяца до полугода, потому что мы делаем ставку на качество, а не количество.

Как вообще возникла «артель Катышевых»? Первым специалистом по литью был отец Сергея, Николай Михайлович Катышев. Он работал на заводе КМЗ начальником цеха цветного литья, а в свободное время увлекался цветной фотографией (тогда это было редкостью). Потом он организовал в здании бывшей церкви на территории завода отдельный цех художественного литья и являлся одним из его соучредителей.

Однако из-за ссоры с компаньонами Николай Катышев вышел из дела, а его бывший цех отпочковался от завода и сейчас работает в Каслях под названием «Каменный пояс». Так семья Катышевых ушла в самостоятельное плаванье.

— Мы начали в 2000 году: поначалу заказывали литьё другим специалистам, а сами делали модели, обрабатывали отливки, собирали, — рассказывает Александр. — Потом купили печи, и сейчас у нас их три: под чугун, латунь, бронзу и алюминий. Теперь у нас полный цикл производства включая моделирование, формовку, литьё, чеканку, сборку, сварку.

А теперь вопрос, который не давал покоя с начала — почему именно Касли? Чугунные «литейки» были по всему Уралу, и в горнозаводской зоне, и в соседнем Кыштыме, но филигранным литьём прославились именно Касли.

— Мастера, опыт, технологии… — отвечает Александр. — А главное, песок.

— Песок?

— Да. Такой есть только у нас и ещё в Германии.

Этот глинистый песок называется Лазарет. Он мелок, как пудра, хорошо держит форму, даёт нужное качество поверхности, а ещё «дышит» — пропускает газы, которые выделяются после заливки металла. Для изготовления опок в песок добавляют лишь воду и графит, чтобы не липло. Такая формовка называется сырой.

Используют тут и другую технологию холодно-твердеющей формовки, но для неё идёт не местный песок, требующий добавления «химии». Одноразовые формы получаются достаточно прочными и состоят из частей, поэтому на черновой отливке виден черепаховый узор швов, которые удаляют при обработке.

С опоками (формами) более-менее понятно: отпечатки в песке делаются с помощью чугунных моделей — точных копий будущих скульптур. Но откуда берутся сами модели?

Первые «эскизы» делает, естественно, скульптор из пластилина или глины. После этого форму переводят в гипс и уже потом в чугун: вот эта эталонная модель потом и используется для отливок. И она почти вечная.

Сам Александр плотно работает со скульпторами, чтобы сразу предусмотреть разборность сложных скульптур. Полки с моделями выглядят как кабинет не очень аккуратного паталогоанатома: тут руки, там ноги, а головам и счёта нет.

Многие скульптуры легче, чем ожидаешь, потому что внутри они полые. Для этого внутреннее пространство формы заполняется так называемым стержнем (сердцевиной): его формовщик изготавливает отдельно. По сложности очертаний стержень плюс-минус повторяет саму фигуру.

Кстати, каслинское литьё у нас дома всегда было глянцевым, а сейчас скульптуры покрывают матовой краской, и, на мой вкус, так лучше — поверхность кажется бархатистой.

Самая торжественная часть процесса — это, конечно, плавка чугуна и литьё в формы. Мастерская наполняется кисловатым запахом, но Катышевы говорят, что при выплавке латуни всё хуже — цинковая пыль лежит на всех поверхностях белым налётом.

Если отлитые при мне магниты нуждаются разве что в покраске, то со скульптурами всё сложнее — их ждёт ещё механический цех, где обрабатывают швы и грани, чеканят сложные текстуры и собирают готовое изделие. Чугун красят, а скульптуры из бронзы и латуни подвергают патинированию — обработке кислотными растворами, — чтобы фигура не пошла пятнами от контакта с атмосферным воздухом.

В мастерской Катышевых помимо чугуна работают с бронзой, латунью и алюминием. Ограничений на размер или сложность изделий нет: они делают и брелки, и скульптуры выше человеческого роста.

Вообще каслинского литья вокруг нас много: это и заборы, и решётки зданий и памятники. А в родительском доме у меня была чугунная такса, фигурное блюдо и часы с Хозяйкой Медной горы. Но мода советского периода вроде бы сошла на нет, так кто и для чего покупает металлические скульптуры сегодня?

— Очень разные люди, — говорит Ольга. — Например, покупают для украшения дворов, садовых участков, могил. Спросом пользуются бюсты и настольные скульптуры. Проблем со сбытом у нас не было и нет.

— Мы и за границу продаём, например, французы недавно заказывали целую партию бюстов, — рассказывает Сергей. — А как-то приехал австралиец с переводчиком: выбрал статую Дон Кихота, мы сделали, отправили ему, он доволен.

— Куда он её поставил?

— В кабинет, наверное.

В Каслях вообще много мастеров, чьё ремесло так или иначе связано с художественным литьём:

— Да тут через двор этим занимаются, — хмыкает Сергей. — Кто скульптор, кто чеканщик.

Так что Касли — это интересный пример того, как градообразующее предприятие, зачахнув, не исчезло полностью, а как бы пошло на семена и дало новые всходы. Хорошо это или плохо — не знаю, но есть ощущение, что это естественно. В любом случае литьё в советских масштабах, наверное, сейчас не так востребовано, а вот мастера-умельцы, работающие не на объём, а на качество, всегда цене.

И пусть отношения Катышевых с «большим заводом» искрят, все каслинские мастера так или иначе делают одно дело — сохраняют фирменное производство. Пусть и каждый по-своему.

Что касается Каслей, они, как и уральские города вообще, оставляют смешанное впечатление, которое проще передать фотографиями.

Больше подобных материалов — в рубрике «Репортаж».