Предисловие. В нашу редакцию обратилась Мария Филатова, мужа которой — Дениса — отправили на сборный пункт через несколько дней после объявления частичной мобилизации. Формально он подходит по возрасту и имеет опыт срочной службы, поэтому подлежит мобилизации. Но мы решили опубликовать обращение Марии, поскольку оно ставит сразу несколько актуальных сейчас вопросов. Например, о наличии боевого опыта у мобилизуемых, о медицинской комиссии и возможности отсрочки или отпуска в связи с рождением ребенка. Ниже — история, рассказанная самой Марией.
Ни я, ни сам Денис не хотели, чтобы он попал под мобилизацию. Поначалу мы вообще не думали, что ему придет повестка: по телевизору ведь было сказано, что должен иметься боевой опыт, а у него, кроме срочной службы в армии в 2011–2012 годах, никакого опыта нет. По специальности он пулеметчик. И что подразумевалось под боевым опытом, по-моему, никто не понимает: то ли человек должен был пройти горячие точки, то ли достаточно просто службы в армии.
___________________
Откуда взялось требование о боевом опыте? В день объявления частичной мобилизации, 21 сентября, министр обороны Сергей Шойгу в интервью каналу «Россия 24» заявил: «У нас огромный мобилизационный ресурс. То есть ресурс тех, кто отслужил, имеет боевой опыт, имеет военную учетную специальность». Похожую мысль он высказал в эфире канала RT: «Это не какие-то люди, которые никогда не видели и не слышали ничего про армию, это действительно те, кто отслужил, имеет военно-учетную специальность, имеет боевой опыт». О «соответствующем опыте» говорил и президент РФ Владимир Путин. При этом данный критерий звучал исключительно на словах и не был зафиксирован ни в одном документе, равно как мы до сих пор не знаем, что считается признаком наличия у человека боевого опыта. Мы побывали на нескольких сборах мобилизованных, но ветеранов горячих точек не встретили ни разу.
___________________
Моему мужу Денису 32 года, то есть по возрасту он подходит. Прописан он в Бектыше около Коркино, а живет в Челябинске, и повестка пришла 26 сентября по адресу прописки: родителям Дениса ее не отдали. Те просто позвонили ему и сообщили об этом. В тот же день Дениса отпустили с работы, чтобы он съездил в военкомат Коркино: как я понимаю, работодатель по закону должен это сделать.
Я сразу сказала ему взять с собой справку о том, что мы ждем второго ребенка: он должен родиться во второй половине октября. Но на справку никто смотреть не стал. Денис говорит, что в военкомате всё было очень скомканно: ему только сказали, что если бы у него было трое или четверо детей, тогда другое дело. А так это никого не волнует. В военкомате было много народу, никакой медкомиссии, всё быстро-быстро-быстро. Получается, 26 сентября днем он приехал туда, а в четыре утра на следующий день уже был на пункте сбора. Он только успел заехать домой, покидать какие-то вещи — и сразу туда. Их посадили в автобус, и он лишь успел кинуть СМС, что едет в Елань. Мы даже толком попрощаться не успели: на проводы дали минут пять.
Из-за того, что не было времени собраться, он сейчас ходит и закупается сам: форму ему вроде бы выдали, а теплые вещи, лекарства, еду покупает. Говорит, что условия проживания тяжелые: ему еще повезло оказаться в казарме, где есть кровати, а кто-то спит на полу на матрасе. Говорит, что помыться первый раз удалось на шестой день, потому что до этого времени толком не было воды.
Не знаю, был ли шанс попросить об отсрочке сразу: нам просто не дали времени собраться с мыслями. Денис говорит, что там, в Елани, просить об это бесполезно. Медосмотра не было ни в военкомате, ни там, так что даже возможности пожаловаться кому-то нет. Хотя по телевизору говорят, что все должны проходить медосмотр, но почему-то его нет.
Им сказали, что месяц они будут проходить переподготовку и обучение, то есть вроде бы до рождения ребенка он должен быть здесь. Может быть, его отпустят хотя бы в кратковременный отпуск?
Денис работает на «Макфе» оператором основного производства линии макаронных изделий в Рощино, и нам обещали сохранить за ним место, а также дать единовременную выплату. В остальном мы пока не знаем, на какие деньги будем жить. Ходят разные разговоры: кто-то говорит, что их приравнивают к обычным солдатам, кто-то — к контрактникам (военком Челябинской области назвал минимальный уровень оплаты в 150 тысяч рублей в месяц. — Прим. ред.).
Сейчас мы ждем второго ребенка, и я очень переживаю, что Дениса забрали. Я не понимаю, почему нужно было именно в такой момент мобилизовывать человека, который содержит семью. Раз это частичная мобилизация, должна же быть какая-то приоритетность? Но нам везде говорят, что всё сделано по закону, и для нас вся эта ситуация, конечно, шок.
Из всех тоталитарных нарушений прав личности, призыв на военную службу, наверное, самое страшное. Это надругательство над правами. Военный призыв отрицает фундаментальное право человека — право на жизнь, и устанавливает основной принцип тоталитаризма, согласно которому жизнь любого человека принадлежит государству, и государство может потребовать пожертвовать ею в войне. Если принимается этот принцип, то всё остальное лишь вопрос времени.
Если государство может заставить человека рисковать жизнью или здоровьем в войне, которую объявило по собственной прихоти, цели которой он не может не то что бы одобрить, но даже просто понять; если для того, чтобы послать его на нечеловеческую муку, не требуется даже его согласия, тогда, в принципе, в этом государстве отрицаются все права, и его правительство не является защитником граждан. Что же в таком случае оно защищает?
Айн Рэнд
Мой опыт общения с гражданами за, их вообще это не колышет, какая-либо логика не работает. Тут дело скорее в идентичности, они себя с сильной рукой и идентифицируют, плюс победителей не судят, а остальное это издержки и в остальных странах типа плюс-минус тоже самое.
Т.е. у них нет другого определения себя, если даже определять себя как нацию, тогда придется признавать все то, что сделано в тридцать сeдьм-oм году и потом, а это очень болезненно, т.е. отрицая это, мы не можем себя определить по другому.