А смысл?

О смысле жизни думают неудачники. Когда придавит к земле, когда сам виноват, когда не вдохнуть и не выдохнуть, только и остается что состроить презрительную мину и порассуждать о высоких материях. Сделать вид, будто ты просто тонкая натура и не размениваешься на идеологический фаст-фуд. Будто не готов бежать за всеми. И даже если ты мудак, то какой-то прям необыкновенный. Мудак высокого полета. Ничего нового наш мудак не выдумает, это ясно, и хочется пнуть его на общественные работы, чтобы минимизировать ущерб. «Будь позитивнее, относись проще», — ответят ему те, кто подобрее. Но неудачника даже это заденет: был бы он позитивнее, не был бы неудачником.  У него все так непросто.

Я иногда такой. Не всегда, но довольно часто. Нервозность подстегивает – беги, а мудацкое божество одергивает: а смысл бежать, если вдруг не туда? Поэтому стоишь на месте, но божество не унимается: а смысл стоять? И так до бесконечности.

Бог, конечно, классно все придумал. Вот мы рождаемся, и едва осознаем себя, нас сметает лавина соблазнов. Вопросы о целях не стоят, потому что цели ходят в школьных юбках, цели стрекочут двигателями за окном, цели строятся, копятся, растут и множатся. Ты продираешься через заросли этих целей, которые болтаются кругом, как праздничный дождь с потолка. И вдруг, сняв с лица очередную паутинку (отработанную), ты оказываешься на краю, а дальше чернота. Вот ты весь такой при должности, семейный, отчасти успешный, до ужаса вторичный стоишь на краю и думаешь: ну и? Неудачник. Мудак.

Вопрос «зачем» возникает не в те дни, когда ты подскакиваешь пораньше, чтобы кому-то что-то доказать. Вопрос возникает, когда ты с трудом разлепляешь веки и понимаешь, что вчерашняя тяжесть мыслей никуда не делась, а утро вечера нихрена не мудренее, а просто стремнее. Это еще называется кризис среднего возраста, но у меня он случался с удивительной периодичностью лет с пяти, поэтому я не увязываю его именно с возрастом.

Так вот, ты сползаешь с кровати, а вокруг желе, и от этого тяжело двигаться, а раз двигаться тяжело, ты не хочешь двигаться просто так. И ты спрашиваешься себя: ну и зачем?

Оптимисты на этом месте меня всегда осаживают парой жизнеутверждающих советов. О том, что нужно жить мгновением, дышать полной грудью, радоваться чему-нибудь и далее, далее… Быть на позитиве. И коль скоро человек в моем состоянии уязвим, на нем с удовольствием потопчутся проповедники легкой жизни. Покажут ему, так сказать, мастер-класс позитива. Я вообще не верю, что мы способны делать что-то постоянно. Тем более дышать полной грудью. Иногда приходится погружаться в болото и становиться этакой рептилией с едва различимым пульсом. И надеяться, что тебя не найдет какая-нибудь позитивная тварь, единственная цель которой – высосать из тебя последние силы, чтобы стать еще позитивнее. Это что-то вроде социального расслоения: богатые все богатее, позитивные все позитивнее, а остальные прячутся по норам.

Иногда берет зависть к какому-нибудь бочонку сладострастия, который все еще любит вкусно поесть. Хитро ведь, зараза, устроился: учует котлету, и вопросы снимаются. Ну как так? Котлета – она же что? Она же холестерин и белок, а мы ее в разряд культа…

Я тоже обманываться рад. Люблю занырнуть в лесок прежних целей, и шнырять между ними в полной уверенности, что зигзаги складываются в какую-то невероятную, тебе одному видимую прямую, которая ведет прямиком к Богу. Верить, что есть закон перехода суеты в качество. Люблю вообще ощутить полноту момента. Нет ничего более святого, чем она. Только она так не вечна.

Для тупых все упростили. Хочешь смыслов – зарабатывай деньги. Деньги – это надежность, свобода, признание. Деньги – это оцифрованные смыслы. Но у меня эти смыслы все время выливаются в решето сомнений: ну где тот порог, когда можно перевести дух? Да нет его. Сделаешь деньги смыслом, и будешь копошиться в подножьях Форбс-Олимпа. Деньги нужны, куда без них… В рамках инстинкта самосохранения нужны – и не более.

Некоторые мечтают жить по 300 лет. Тут и на 30 лет смыслов не наберешь, не то что на 300. Вот серьезно: что бы вы делали 300 лет? Двукратый доктор наук, пятикратный чемпион мира, отец 105 детей, заслуженный дед России? Икромечущий такой дед. Вот сидишь ты на троне и думаешь: нахрена? А внуки все равно не помнят, хотя ты в книге рекордов Гиннеса на втором форзаце.

А есть еще такая классная вещь – мыслить масштабами. Земля на фоне Солнца – горошина. А есть звезды, для которых Солнце вроде пыли. А есть еще галактики. А размер Вселенной – 14 млрд световых лет. В километрах величина такая, что у мозга не хватит ячеек, чтобы ее воспринять. И тут мы с ростом метр восемьдесят… Грустно. Но с другой стороны, спасибо Создателю, что в своем сознании мы заполняем все доступное место. И нет ничего важнее нас. А потому даже при своих микроскопических масштабах требуем ответа.

Проще говоря, хочется большого дела. Не просто дельца, чтобы заработать у одних и оплатить другим, поддерживая круговорот денег в природе, а чего-то сверх того.

«Не парься», — улыбаются позитивщики. – «Будь проще».

И тут нашли.

А есть еще одна категория позитивщиков, с морщиной на лбу. Эти скажут:

«Люди веками думают об этом».

И возразить нечего.

А большие дела между тем проплывают мимо, как огромные рыбины. Сирия в огне. Европа. Америка. Борис Акунин. Борис Гребенщиков. Чемпионат мира по футболу. Глобальное потепление. И хочется присосаться на спину такой рыбины и плыть вместе с ней, подчиняясь ее целям. И чего бы не присосаться? Во-первых, не берут, а хуже того, есть какая-то гадкая, пораженческая мыслишка, что если и допустят до тела, будешь ты там для массовки. Это охлаждает. Если обойдутся – нельзя навязываться, так ведь?

Это чувствительная зона. Это не просто так: скрутил себя и готово. Смысл должен поглощать. Это доверие, порыв, это нечто априори. Чувства легко огрубить. Одна манипуляция – все рассыпается в прах. Включаются защиты. Хотя за деньги, конечно, можно и потерпеть. Но уже без чувственности.

Вера – вот что должно быть. Не та ритуальная вера, а что рождается внутри без самогипноза. Спонтанная вера, роль которой непонятна человеком рациональным. Смысл должен родиться внутри тебя и внутри народа. Его нельзя придумать и раскидаться листовками, потому что он уже существует и хочет выйти на поверхность. Хочет выйти – но боится манипуляторов и позитивных тварей. Нужно перестать шуршать и услышать.

Может быть, кризис поможет. Ломка всегда помогает. Отшелушивает лишнее.

Выжить, сохранить, продолжать, идти… Важно то, что останется после нас. Дети, дома, идеи, книги. Воспоминания. Мы, живущие в других. Мы, живущие вечно.

Но все это должно быть скреплено какой-то идеей, которая взорвется в тебе и рассыплется множеством мелких, практических деяний, из нее вытекающих. Нужно горение.

А может, мы не способны гореть? Может, мы потерянное поколение, задача которого сцепить между собой «было» и «стало»? В этом и есть миссия: сохранить хоть что-то, и на излете передать другим, кто будет, дай Бог, лучше.

Мне хочется что-нибудь еще добавить, но уже поздно. Позитив, как пузырь воздуха, потащил меня наверх, и там уже не будет сомнений. Там будут понятные цели на расстоянии вытянутой руки. И там будет ощущение, что если касаться их регулярно, когда-нибудь коснешься Бога.

Все.

Добавить комментарий