Сначала мы оба испытываем настороженность. Рустам спрашивает, записываю ли я на диктофон (нет). Двое соседей Рустама равнодушно следят за беседой, которая поначалу больше напоминает допрос. Постепенно лёд тает и Рустам разрешает себя сфотографировать. Сегодня, в день бездомного, мы поговорили с людьми, которые в силу разных причин остались без квартир.
В социальный центр Рустам пришёл добровольно, уступив жильё брату. Зачем?
— После смерти мамы квартиру надо оформлять в наследство, — рассказывает он. — Брат приехал для этого из другого города, у него семья, а я — один. Решил уступить.
Рустам жил в одной из комнат той квартиры, две другие комнаты сдавал. О причинах, по которым брат столь поспешно вселился в квартиру, Рустам говорит неохотно, но о брате высказывается хорошо: дескать, человек с профессией — токарь.
Сам Рустам работает охранником.
— Когда узнал, что есть такой вариант, — он кивает на стены приюта, — ушёл. Мне же проще уйти. Я и здесь перекантуюсь. Продадим квартиру, тогда и рассчитаемся…
Я говорю, что иногда оформление наследства затягивается, да и подводных камней немало. Рустам надеется на лучшее: после сделки хочет обзавестись своим жильём и жениться. Я жму ему руку и желаю удачи. В центре можно находиться до четырех месяцев и хорошо, если всё решится быстрее.
— А снять квартиру не пытались? — уточняю я.
— На зарплату охранника? — удивляется Рустам.
Его сосед читает книгу: настоящую книгу с потемневшими от времени страницами.
В каждой комнате есть обязательный электрический чайник и электронные часы — свидетельство, что центр живет по расписанию. В комнате Дениса чайник ярко-оранжевый. Он возится с ним, пока я фотографирую, но просит не снимать лицо.
— А то мои увидят…
— Увидят и?.. — спрашиваю.
— Они меня уже похоронили, — отвечает Денис. — Удивятся.
У Дениса тёмное лицо. В его взгляде нет радости, но нет и злости. Без жилья Денис остался в 2012 году, когда после смерти бабушки сестра добилась его выписки из квартиры через суд.
— Пришёл, а замок в двери другой, — вспоминает он.
Злобы на сестру он не держит или уже перегорел:
— Сам я тоже хорош — пил…
Так он стал человеком без определенного места жительства. Большую часть времени проводил в разных социальных центрах — сначала в Кыштыме, потом в Челябинске. Но иногда приходилось искать альтернативы.
— А куда податься, например, зимой? — спрашиваю я. — Где можно согреться?
— В подъездах, — пожимает он плечами.
Но подъезды — это на крайний случай, в остальном же вариантов, оказывается, немало.
— Я сюда пришёл из центра на Российской: там за жильё не платишь, просто работаешь на стройке бесплатно. Работа тяжелая — грузы таскать, разнорабочим там… Но, знаешь, лучше, чем вообще без угла.
Одно время жизнь Дениса почти наладилась: он жил в съёмной квартире с девушкой, работал грузчиком на предприятии. Но после увольнения всё рассыпалось.
— Когда есть нечего, идёшь к продуктовым магазинам, договариваешься с грузчиками, выносят просрочку, — говорит он.
С сестрой он с тех пор не общался: и сам не навязывался, и она не искала. Денис хочет найти работу и выбраться из этой ямы. Какую работу? Грузчиком, наверное…
— А в центре неплохо, — говорит он. — Смотрят на поведение, если режим не нарушаешь, оставляют до четырех месяцев. Драк нет, не пьёт никто. Это правильно.
Воздух в платах спёртый, сладковатый и очень прилипчивый — этот запах ощущается и потом, когда выходишь из центра. Коридор напоминает больницу: по нему снуют женщины в халатах, разнося на подносах еду.
На стене висит листок с распечатанным стихотворением:
Жизнь — бумеранг,
Всё и всем по заслугам:
Чёрные мысли вернуться недугом,
Светлые мысли — Божественным светом,
Если не думал, подумай об этом.
Александра я встречаю в коридоре, и мы идём в его комнату. Я сажусь на стул напротив его кровати.
— Кашляет, как чахоточный, и окна закупоривает! — рявкает один из его соседей на кого-то за моей спиной. — Открой, духотища!
На тумбочке Александра — рамка для фотографий, но пустая, точнее, в ней остался рекламный листок, с которым такие рамки продаются.
— Это девушка моя, — кивает Александр на снимок.
Он остался без квартиры давно — ещё в 1991 году.
— Попал в колонию, вышел, а жилья уже нет, — рассказывает он. — А квартира была в старых двухэтажных домах на Комсомольском. Их уже снесли.
Всё это время Александр работал в самых разных местах: в 90-х был даже швейцаром в «Уральских пельменях».
— Дверь открывал — мне деньги давали, — говорит он.
В таксопарке на «Искре» Александр работал водителем, но, когда начались разборки и передел бизнеса, ушёл. Трудился в плавильном цехе на ЧЭМК и на тракторном заводе. Потом здоровье расстроилось, стал инвалидом по сердцу, вышел на пенсию. А квартиры как не было, так и нет. Но он как будто не унывает:
— А что, пенсию получаю, живу вот.
В этот же день я планировал встретиться с еще одним человеком — Кириллом. Кирилл — бродяга, но с принципами: год назад он в буквальном смысле спас человека. Дело было так: в мусорном баке Кирилл нашёл папку с документами, принёс по адресу прописки, и тогда выяснилось, что в папке помимо паспорта и СНИЛС было медицинское направление на срочную операцию. Владельца документов, 18-летнего юношу, накануне операции ограбили: ценности бандиты забрали, а документы выбросили в бак. Это был в самом деле вопрос жизни и смерти.
С утра Кирилл позвонил мне и сказал, что не может встретиться — нужно поработать. Поэтому мы созвонились позже в течение дня. Я ещё раз спросил, почему он решил вернуть документы, не прося даже денег:
— Да я увидел эту папку, ещё думал — идти, не идти? Потом поглядел, там какие-то медицинские показания, паспорт. Знаю, что такое терять паспорт: сам за год восстанавливал паспорт четыре раза — терял. Месяц ждёшь, пока они проверят, да еще платишь 4,5 тысячи. Так что решил отнести.
Денег он не просил, но мать паренька так расчувствовалась, что дала Кириллу небольшую сумму — всё, что было под рукой. Как изменилась его жизнь с тех пор?
— Да никак, — хмыкает Кирилл.
Он не классический бездомный: иногда он ночует в квартире матери, но, по его словам, когда хочет «проветриться», спит, где придётся. Работает от случая к случаю.
— Так, шабашка подвернется — беру, — говорит он. — Иду по своему маршруту да нахожу работу.
Сегодня, например, Кирилл помогал грузить мусор.
Было и еще несколько героев, встретиться с которыми не удалось. Меня, например, заинтересовала история молодого парня, который остался без квартиры и уже давно живет в разных местах, но, по словам знающих его людей, сохранил ясный ум и манеры. Встречу с ним пришлось перенести минимум на 13 суток, которые продлится его арест за несвоевременную оплату какого-то штрафа.
В 90-х, когда я был подростком, бомжи были привычным обитателем помоек, и я знал, что истории часто драматичны — ещё недавно некоторые из них были простыми советским гражданами, инженерами, учителями.
Мне запомнился один человек: большую часть года он ходил с голым торсом и носил широкую, всклокоченную бороду, из-за которой невозможно было понять, сколько ему лет — тридцать или семьдесят. В нём было что-то от библейских отшельников, будто он знал о жизни что-то, чего не знает никто. Со временем он стал весёлым и часто бормотал себе под нос. Потом он внезапно пропал.
Этот человек до сих пор вспоминается мне, когда речь заходит бомжах. Но сегодня это слово обесценено и обрело слишком негативный оттенок.
А оттенков гораздо больше. Люди оказываются бездомными в силу разных обстоятельств и выживают по-разному: кто-то работает, кто-то лишь мечтает найти работу. Далеко не все смирились и далеко не все выбирают криминальный путь. Есть те, кто готов стучаться во все двери. Сегодня, в отличие от 90-х, есть варианты и с жильем, и с работой. Кстати, в эти дни исполнилось два года центру «Другая медицина», который бесплатно лечит и консультирует бездомных — его сотрудники устраивают выездные осмотры по четвергам.
Поэтому шансы выбраться есть, но многое зависит и от зависит от самих людей. Одна из сотрудниц социального центра сказала:
— Выкарабкиваются единицы, но выкарабкиваются.
Жизнь — бумеранг.
Респект за статью
Зацепило. Сколько человеческих историй, поломанных судеб…. Вот и готовый сюжет книги «На дне, век спустя».
А бородатый, голый по пояс персонаж — это скорее всего последователь Порфирия Иванова, исповедавшего нетрадиционную медицину. В 90-е модное было течение у некоторых индивидуумов.
Дяденьку с бородой я помню тоже. Мне он помнится в каких-то бордовых штанах и с кучей пакетов. Его звали Александром. Фамилию не помню, но она какая-то простая, типа Евсеев. Он работал в конструкторском бюро, а потом его дочь уехала в Америку в конце 80-х. И он сначала слег, а потом взялся за себя, начал бегать по утрам, делать зарядку,закаливаться. У меня тетя работала с его соседкой. Он дома почти не сидел. Говорил, что все о дочери напоминает, да и жизнь — движение.
А вообще да, истории у бомжей разные. Когда работала в благотворительном магазине, насмотрелась всякого. И дети-алкаши родителей выгоняли из дома, и пожары были, и даже обманутые дольщики.