В начале августа умер американский рок-исполнитель Сиксто Родригез, о которым вы стопроцентно не слышали, как и я. О нём, по большому счёту, вообще никто не слышал, но на волне новостей о его смерти многие вспоминали историю, которая рвёт шаблоны и достойная экранизации. Собственно, о его жизни снят фильм «В поисках Сахарного человека», который меня прям озадачил. Если хотите, посмотрите его, если нет — ниже дайджест.
Сиксто Родригез, повторю, был рок-музыкантом, на которого в начале 1970-х годов обратил внимания один музыкальный лейбл, выпустив его дебютный альбом, за которым последовал второй. Оба альбома полностью провалились в продаже, и причины этого, кажется, не понимает никто. Что-то пошло не так: то ли публика не ассоциировала себя с мексиканским исполнителем, то ли не хватило промоушена, то ли кто-то перебил повестку. Один из продюсеров того альбома в ответ на вопрос, сколько копий было продано, задумался и сказал: «Шесть. Один купила моя мама».
Родригез вырос в депрессивном Детройте, работал на автозаводе и пел о своих ощущениях и том, что видел. Мне его лирика и манера исполнения показались как минимум приятными, а некоторые из музыкальных критиков называли его поэтом, не уступающим Бобу Дилану.
После провала второго альбома Родригез остановил работу над третьим и больше к музыке не возвращался: большую часть жизни он проработал на стройке, берясь за самые тяжёлые работы, например, разбирал остатки снесённых домов.
На этом история могла бы закончиться, если бы пластинка Родригеза, как спора иноземного вируса, не попала бы в середине 70-х годов в Южную Африку, где он мгновенно стал популярен — по влиятельности его, наверное, можно было сравнить с нашим Виктором Цоем. Южная Африка в те годы жила в режиме апартеида и была закрытой, оторванной от мира страной. Записи Родригеза стали для южноафрикацев ветром перемен, обещанием новых и лучших времён. Это было удивительно, ведь Родригез не писал для международной аудитории и, вероятно, не думал о проблемах общества, погрязшего в расовых проблемах. Как возник этот резонанс с Южной Африкой — тема для отдельного исследования, но в сухом остатке он оказался на одном уровне популярности с «Битлз».
Ситуация получилась пикантной, потому что Родригез ничего не подозревал о своём невероятном успехе в Южной Африке, а южноафриканце ничего не знали о Родригезе. Всё, что было у них — это обложка его первой пластинки Cold Facts. Родригеза называли Sugarman по названию одной из песен о Сахарном человеке, продавце наркотиков.
В Южной Африке прижился слух, что Родригез покончил с собой на сцене, и версии расходились лишь в способе совершения этого акта: одни считали, что он застрелился перед публикой, другие — что сжёг себя. Этой взаимной глухоте способствовала нулевая популярность Родригеза в США и закрытость Южной Африки (плюс отсутствие интернета).
Когда через много лет после установления его популярности несколько южноафриканских лейблов выпустили второй альбом Родригеза, его личностью заинтересовались журналисты и провели расследование. Им хотелось узнать, как он всё-таки умер: застрелился или сгорел на работе, так сказать? Так во второй половине 90-х они вышли на продюсера первого альбома Cold Facts, который на их вопрос ответил: «О чём вы? Он жив до сих пор».
У истории есть хэппи-энд: южноафриканские фанаты нашли и самого Сиксто Родригеза, который к тому моменту был уже пожилым и заслуженным строителем. Он приехал в Южную Америку, где дал в последующие годы 30 концертов, все в режиме солд-аут. Поражает, кстати, как уверенно он держался на сцене, словно не было 30 лет воздержания. Он подтвердил выданные авансы, сохранил голос и манеру исполнения, разве что не писал больше новых песен.
Ещё удивительнее, что к обретённой славе он отнёсся с по-истине сократовской философичностью, полученные от концертов деньги раздал и продолжил работать на стройке. Впрочем, после выхода документального фильма им заинтересовались и в США, так что в последние десять лет жизни он был сравнительно популярен и ездил с турами.
Это история про две жизни, которые налили в один стакан, но не смешали. Родригез нарушил все каноны жанра, и его спокойное отношение к успеху заставляет гадать: это какое-то прозрение пожившего человека или, допустим, ощущение неспособности написать что-то ещё? Чувствовал ли он сожаление об упущенном шансе или прилив сил от того, что слава его нашла? В чем-то его биография перекликается со историей Сьюзи Кваттро, которая тоже не добилась успеха в США, уехала в Англию, стала популярной в мире и лишь потом, не с первого раза, сумела завоевать домашнего зрителя.
И ещё эта история показывает, как творческие люди зависят от времени и настроения людей. Творец делает себя наполовину, на вторую половину его оформляет общество, иногда преувеличивая, иногда преуменьшая. В США, где было тесно от талантов, лирика рабочих городов почему-то не прижилась, но в Южной Африке, без всяких интенций, она угодила в самый седалищный нерв, став одним из символов борьбы с апартеидом. Определенно, творцы далеко не всегда достигают именно того, что имеют в виду.
Как ни странно, песня SugarMan в моем плейлисте прям очень давно прописалась, но про такую историю творческую конечно не знал
Офигеть)))) Это интересно и, вероятно, связано с волной поздней популярность Родригеза.
Прочитал заголовок и решил сразу посмотреть. Да, у такого человека есть ему поучиться.
Вообще же интересен сам факт многотысячных тиражей и ничего не досталось исполнителю. Даже владелец лейбла с издевкой говорит: хочешь поискать деньги, поищи, я давно там не работаю. То есть, этот человек как мог наживался на его произведениях и при этом не имел абсолютно никакого желания поделиться заработанным. Родригес, похоже, решил не сводить счеты с этими сволочами. Ему его спокойствие было важнее, чем все эти разбирательства.
Мне показалось, что деньги-то прикарманили три южноафриканские лейбла, выпускавшие диски без прав на оные. В принципе, супер-рабочая схема для стран-изгоев, включая и нынешнюю Россию.
А вообще его философское отношение к случившемуся и удивляет, и в чём-то очень понятно, ну, типа, он и не для денег старался, он просто доволен тем, что сделал, он высказался, он успокоился… Есть в этом какой-то дзен, если это он вообще. Может, конечно, просто за давностью лет ему не хотелось всё это ворошить.
Мне в фильме прям не хватило более дотошных расспросов о том, как Родригез переживал то фиаско 70-х, ну, то есть у него была досада, что вот вроде карьера пошла и утекла в песок, пытался ли он рестартнуть её, не жалеет ли он теперь, что всё забросил, хотя оказалось, что кому-то это надо. В общем неясно, его расслабленная позиция в отношении его неудач была изначально или выработалась с годами?
А вообще я бы поставил на то, что он и не сильно стремился к славе. Там же есть момент, что он выступал, сидя спиной к залу. И, по-моему, в этом есть что-то по-своему офигенное.
А ещё после фильма, который ты мне кинул («Очень редкая профессия») я тут подумал: какая это прелесть — народное творчество. Не корпоративное, не профессиональное, а идущие от самих людей. В нём всегда есть элемент разрыва шаблона, чего-то такого, что не вписывается в цеховые стандарты, и в этом его сила. Конечно, в таком народном творчестве всегда будет много шлака, много наивности, каких-то непрофессиональных черт, но если в принципе его профильтровывать, можно наткнуться на очень приличные экземпляры.
Профессиональное творчество тоже должно быть, оно более универсально, оно может больше себе позволить. Но вот такое простое, полу-самодеятельное напрасно недооценивают, самородок и при малом бюджете проявится.
А уж как этого не хватает писателям, потому что вся индустрия четко поделилась на «настоящих писателей» (у кого есть хоть какой-то контракт с издательством) и прочих, и вот для прочих всё весьма безрадостно. У нас что в советские времена, что сейчас, чтобы писатель и читатель встретились, обязательно нужна какая-то кондовая структура со своим интересом.
Да, в принципе, найти виноватых с деньгами это сложное дело. Для меня более знаковым является то, что все эти лейблы работают по принципу 90-х. С минимальной аппеляцией к совести.
Ещё когда про апартеиды зашла речь, резануло, как же это все похоже. Потом мысль пришла: есть какой-то опыт: других стран, людей, неважно. Он не воспринимается как опыт, как руководство к размышлению, пока не будет пережит. Ну да, мы в поисках опыта пальцы ножами не режем: «а что из этого получится?», зато совершаем другие, не менее опасные поступки. Хотя они уже были давно совершены другими людьми, обществами и известны их результаты. Я вот совершенно точно много чего не знал и не знаю, что происходило с миром в последней трети прошлого столетия.
Меня,кстати, тоже зацепила эта деталь: вы пришли слушать мои песни а не разглядывать мое лицо.
Два слова про апартеид. Из газет знаю что при том режиме черные жили в резервациях, не могли ни в чем участвовать и тд.
За последние 7 лет несколько раз был в ЮАР по работе и уже своими глазами видел, что теперь все с точностью до наоборот. Белые живут в резервациях за колючкой с током, передвигаются между относительно безопасными районами только в авто. Коренные жители захватили города и в прямом смысле загадили их, видео полно в интернете. Перечить черным не рекомендуется, чревато полицией, заключением с непредсказуемыми последствиями. Экономика сильная только по сравнению с прочими странами Африки. Но в отведенных местах, например, шикарные стейки с шикарным местным вином. Непростой мир получился. И про музыку: таксист черный с дредами и цветастой вязаной шапочкой вовсю слушает Боба Марли, почти не понимает английский, выглядит счастливым
Гиперкомпенсация проблемы, видимо. Вот почему так важно не раскачивать балансы органических систем изначально: иначе этот колебательный (и разруршительный) процесс может растягиваться на годы.