С Александром Сазоновым мы встречаемся в спортзале одного из корпусов ЧелГУ. Я пришёл раньше, и когда Александр открыл дверь и прошагал мне навстречу через зал, я не заметил никакой странности в его походке. «Да, — говорит он, — я иногда забываю, что у меня нет ноги. Смеёмся даже: все побежали, и я побежал, а потом вспомнил: ноги-то нет». Но ещё полгода назад, когда он только вернулся из луганского госпиталя, было не до смеха, и адаптация к полученному от государства протезу шла через боль.
Александру всего 22 года. Он сирота, и поэтому выбрал Суворовское военное училище в Екатеринбурге: хотел сразу получить основательное образование. Окончив училище в 2019 году, он поступил в московский военный университет, но в силу семейных обстоятельств приехал в Челябинск и тут выбрал гражданское направление — стал студентом факультета управления ЧелГУ. Но когда год назад объявили мобилизацию, он решил записаться добровольцем в ЧВК «Вагнер».
— Повестка мне не приходила, оказалось, я даже на учёте в военкомате почему-то не стоял, — говорит Александр. — Но я решил идти: честь, достоинство, долг… Пошёл воевать за Родину, защищать интересы своего государства.
Просто снаряд
Несколько недель заняли формальности, была медкомиссия и проверка на профпригодность. «Дурака не допустят, чтобы своих не поубивал», — уточняет Александр. Через пару недель он отправился в зону СВО, где в то время шли ожесточенные бои за Бахмут. Контракт был подписан на шесть месяцев, и Александр отбыл его полностью, но два последних месяца — уже в луганском госпитале. О самом ранении он говорит неохотно:
— Снаряд. Просто снаряд.
«Отнёсся как к пустяку»
Я спрашиваю, был ли шанс сохранить ногу?
— Пришёл врач, сказал: «Ногу можем сохранить, но ходить ты не будешь. И есть риски заражения крови: 50:50», — отвечает Александр и добавляет: — Это же полевой госпиталь. Я сказал: ногу тогда не надо, я на протезе ходить смогу? Врач отвечает: «Бегать сможешь». Я говорю: всё тогда, отрезайте.
Сожалений о случившемся у Александра нет.
— Я не знаю, как у гражданских, но у многих участников СВО, кто был на передке, за красной ленточкой… — он подыскивает слова. — В общем, они говорят: без разницы, что руки нет, ноги нет, глаза нет, я жив сегодня и я радуюсь. Потому что жизнь и [потерянная] нога — это несопоставимые вещи, нога в этом случае пустяк. И я отнёсся как к пустяку. Я выжил, и у меня не было перестроения в голове. Я сразу понял: всё, ноги нет, значит, надо жить так. Жизнь не останавливается.
Свежие швы и долгая боль
Уже после возвращения с СВО Александр получил водительские права, причём с первого раза. Я спрашиваю, тяжело ли водить машину с протезом правой ноги? Александр отвечает:
— Машина у меня с автоматом, и на педали я могу правой ногой давить, но обычно делаю это левой: сразу так научился. Противопоказаний и запретов нет.
Свежие швы и долгая боль
Но вернуться к жизни удалось не сразу. Александр долго лежал, отёк, мышцы атрофировались, поэтому физическая форма ушла. Поначалу ему провели протезирование в Анапе, и Александр показывает на телефоне свою походку в то время, размашистую, как у пирата с деревянной палкой вместо ноги. Тот протез имел маленькую стопу и жёсткую опору, поэтому недалеко ушёл от той палки.
— Всё это не быстро происходит: пока швы снимут, пока всё зарастёт, — говорит Александр. — Потом ты надеваешь протез, но мышцы у тебя атрофированы, швы свежие, боль, держать равновесие сложно, ты всё равно опираешься на здоровую ногу. У всех по-разному: кто-то три месяца восстанавливается, кто-то год.
Приехав в Челябинск, Александр получил от государства активный протез, то есть с эластичной нижней частью и лучшей опорой. Стоит такой порядка 700 тысяч рублей, и самые его дорогие части — это приемная гильза из углепластика и специальная эластичная пружина на месте стопы, которую делают из сложного композита. Некоторые протезы служат долго, однако и тонкостей много: может поменяться конфигурация культи (например, из-за усыхания мышц), может расколоться от падения хрупкая приемная гильза.
Неудобно от слова совсем
Но и на хорошем протезе ходить первое время оказалось сложно.
— Поначалу мне было неудобно от слова совсем: это и боли, и натирание, и кровь, и пот, — говорит Александр. — Но это нормально, нога привыкла, образовалась мозоль.
Он показывает на телефоне снимок ноги в момент, когда он привыкал к протезу. Нога похожа на открытую рану.
— Потом оказалось, что все эти натёртости и моё неправильное хождение на протезе — это не от того, что я не умею ходить или протез дефектный, просто всё зависит от его настройки. Я познакомился с Вадимом Альбертовичем, и в первый же день, как приехал сюда, он мне его настроил, и в тысячу раз удобнее и комфортнее ходить стало. Кто остался без ноги, поймут. Конечно, всё равно надо тренироваться. Протез не может повторить всё за твоей здоровой ногой, но нога может подстроиться под протез.
Тренер Вадим Алешкин, который помогает Александру восстанавливаться, сам много лет живёт без ноги, участвует в паралимпийских видах спорта и занимается реабилитацией инвалидов.
Вадим на себе испытал все муки привыкания к протезу, пока научился его настраивать. Дело не только в конструкции или положении регулировочных винтов. Вадим, например, говорит, что важно питание, потому что если человек отекает, протез становится дискомфортным. Кроме того, настроить его нужно так, чтобы заставить мышцы травмированной ноги работать, иначе она усохнет и рано или поздно превратится в обтянутую кожей кость.
«Не буду тренироваться — разжирею»
До СВО Александр занимался армейским рукопашным боем, поэтому сразу понимал, что должен вернуться в спорт.
— После травмы я не в форме был, отёк весь, — вспоминает он. — Потом познакомился вот с Вадимом Альбертовичем, он сказал, что спорт — это обязательно. Ты чувствуешь, как организм перестраивается, чувствуешь себя сильнее. Тут же смотря какую установку себе даёшь. Если я не буду тренироваться, я разжирею, я лучше эту энергию отдам в спорт, в знания.
Вадим говорит, что культя у Александра лучше, чем у него самого: она длиннее и протез на ней сидит плотнее. На такой, по словам Вадима, можно здорово бегать, не боясь, что в процессе гильза сместится и разболтается. Скоро Александру сделают специальный беговой протез в виде эластичной листовой пружины, который используют паралимпийцы. Тогда начнётся уже другая подготовка, с приседаниями и забегами. Пока же акцент на верхнюю часть тела.
Живёт Александр один, но у него есть родственники: бабушка, дедушка, сестра, дядя. Сейчас Александр учится на очном отделении ЧелГУ, и многие преподаватели не догадываются о его травме: походка больше не выдаёт наличие протеза. А как относятся одногруппники?
— Уважительно, — говорит Александр, не склонный к рассуждениям
Вадим Алешкин возглавляет Спортивную школу по адаптивным видам спорта города Челябинска и говорит, что сейчас к нему всё чаще обращаются участники СВО за консультацией и помощью. Кому-то нужен совет по выбору протеза или его настройке, кто-то хочет вернуться в спорт. Есть, например, один ветеран, который вслед за Вадимом увлёкся армрестлингом.
— Надо понимать, что спорт — это ещё и фактор снижения социальной напряженности, это способ для ветеранов адаптировать своё тело и свой дух к новой жизни, — говорит он.
Социальный статус — не определён
Напоследок Александр добавляет, что пока он не получил статуса ветерана и положенных раненым участникам СВО социальных выплат. Сейчас он готовит документы в суд, но об этой части истории мы, вероятно, расскажем отдельно. В ответе главной военной прокуратуры на имя Александра Сазонова указывается следующее: «Поскольку к категории военнослужащих, пребывающих в добровольческих формированиях, содействующих выполнению задач, возложенных на Вооруженные Силы Российской Федерации, вы не относитесь, оснований для оказания Вам установленных федеральным законодательством мер социальной поддержки по линии Минобороны России не имеется». В министерстве социальных отношений Челябинской области на запрос Александра ответили так: «Предоставление вышеуказанной единовременной выплаты законом области сотрудникам частной военной компании не предусмотрено, поскольку не определён их социальный статус».
Чиновничья сторона в очередной раз пытается наступить на грабли: если люди служили и получили ранения и травмы в каком-то подразделении, которое не имеет юридического статуса и теперь не имеют каких-то прав на государственные льготы и поддержку, то первый вопрос к ним: как это так, что существуют/существовали военизированные подразделения без государственного статуса, это ж заведомое нарушение раюяда законов, причем, уголовных. И, второе как таким подразделениям были поручены боевые задачи? Если аппарат попытается в какой-то раз надуть людей, которые, как Александр, искренне поверили и поезали туда, то эти люди будут крайне недовольны таким к ним отношением. Для меня это не сюрприз, это стало известно достаточное время назад. Кто-то до сих пор верит в искренность речей телеэфира. Можно сказать: сами виноваты, но не хочется.