Больные мысли

Болезнь как будто отступила, по крайней мере, ее физическая часть. С психологической частью проблемы остались, но, думаю, враз их не решить.

Пока болел, периодически включал подкасты, и один был посвящен психологическим проблемам людей, у которых низкий уровень самопринятия. Я прям заслушался, потому что многое про меня. А потом этот дохтур, поправив пенсне, говорит: «Дело в том, уважаемые слушатели, что для искоренения проблемы самопринятия ее нужно лечить столько же времени, сколько она формировалась в ранние годы. Если она формировалась 16 лет, то и лечить ее нужно 16 лет».

Спасибо, доктор, вы прямо словом исцеляете. Мне уже легче.

Мой мозг сейчас работает в лихорадочном режиме и валит все в кучу. Я не могу точно сказать, что меня беспокоит в первую очередь. Война? Да. Нереализованность в работе? Да. Отсутствие перспективы? Да. Ощущение загнанного ишака? Да. Низкая самооценка? Да. Внешний кризис накладывается на внутренний, и получается идеальный шторм. От плохих мыслей могло бы спасти увлекательное дело, но поскольку мы живем в период деградации, то и увлекательных дел все меньше. А еще нужна осмысленность, целеустремленность, а с этим самые большие проблемы, потому что мое видение целей сильно расходится с тем, куда все двигается.

Я чувствую себя стреляным патроном. Еще я заметил, что в мире стало холоднее. Когда люди долго живут в состоянии стресса, они становятся безразличней. И не только к каким-то пафосным вещам, типа как безразличие к чужому горю. Они становятся безразличны к новому, к будущему, к себе. Все сейчас слишком заняты обороной того, во что верят: в этой топке сгорает чертова уйма душевного тепла.

Честный, содержательный, исцеляющий разговор с людьми сейчас невозможен. Не только из-за страха, самоцензуры или необходимости защищать свои принципы. Содержательный разговор подразумевает умение заглядывать глубоко внутрь себя, внутрь ситуации. А сегодня это страшно. Это даже разрушительно — я сам тому пример. Мы обречены плескаться на поверхности, надеясь, что эти плескания каким-то чудом доставят нас в порт назначения. Но нет, не доставят. И придется рано или поздно во всем этом копаться или нам самим, или потом историкам и психотерапевтам. А пока лучше не смотреть.

Война может закончиться перемирием или вследствие острого экономического кризиса. Но от этого не станет легче, потому что никакие выводы сделаны не будут и все повторится. Если психотерапевт советует человеку лечиться 16 лет, то сколько нужно лечиться нашему больному обществу? Лет семьдесят, не меньше. И кто его будет лечить, если оно с роковой методичностью убивает внутри себя любой диалог, любую живую мысль?

Можно говорить себе, что я не один такой и нас тут много. Только нет никаких нас. Есть множество изолированных флакончиков с фрустациями, и у них нет материального проявления. Эта энергия остается нереализованной и постепенно рассеивается. Я пытался держать вместе антивоенную аудиторию, но потом оказалось, что даже она видит все слишком контрастно. И это понятно: встраиваться в новые реалии всем пришлось по-разному, и теперь каждый пытается абсолютизировать свой подход. Мы проиграли абсолютно все, но эта мысль настолько невыносима, что лучше напрячь волю и актерские навыки, и презентовать миру фасад своего маленького личного успеха, в Берлине или где-то еще.

Я всякие варианты в голове крутил. Периодически греет мысль что-то резко поменять в жизни, освоить новую профессию. Раньше мне претило бросать журналистику, а сейчас нет. Блог или ютуб-канал я могу сохранить, но журналистская рутина в моей жизни как будто лишняя. Дальше вопрос чисто шкурный, и его я еще не решил.

3 Comments

  1. Очень болезненно. Но ни одного лишнего слова. Каждое — в точку.

  2. Конечно, когда пишешь на 3 листа новость, которая в телеграмме 3 строчки занимает. Возникает вопрос зачем?)))

    1. В телеге, кстати, у нас довольно большие сейчас новости — сммщики этим занимаются. Иногда почти полный объем текста в телегу идет.

Добавить комментарий