24 года назад…
Валера знал, что семи тысяч рублей в месяц недостаточно. Семь тысяч рублей едва покрывали расходы на квартиру, питание и проезд, и любые накопления утекали ручьями непредвиденных расходов на дни рожденья, зимние ботинки или скоропостижный ремонт компьютера.
Как-то, потеряв терпение, Валера стал копить безжалостно, залезая в долги у времени, и за лето отложил около шести тысяч. Но этого не хватало: нужно было минимум пятнадцать.
В типографии, где работал Валерий, пахло разогретой пластмассой и едкими красками. Здесь клацали станки, многоголосый гул которых выветривал из головы все мысли. Иногда стрекот и лязги прорезала далекая, как эхо, брань начальника участка. Летом здесь было изнурительно жарко, зимой душно, а в цехе отгрузки круглый год гуляли сквозняки, пропитанные типографскими ядами.
В этом мире студент и разнорабочий Валера чувствовал себя отбывающим наказание. Но цепляя узловатым крюком тележку с пустыми паллетами и волоча их через цех, Валера не чувствовал ни духоты, ни физической усталости, ни даже клекота копировальных машин. Он жил в другом мире, погрузиться в который помогала механическая простота его обязанностей
Валера не видел грязного пола и безразличного ко всему мастера Сорокина, который непрерывно кашлял, покрикивал на всех и ждал пенсии. Перед глазами Валеры стояла другая картинка, гораздо более живая и насыщенная. Он видел исследовательское судно, зависшее над лагуной южного острова, видел тень на дне, и воду такой прозрачности, что казалось, будто двадцатитонная посудина парит над голубоватым песком в черепаховом узоре солнечных бликов. Валерий представлял свою коллегу, тоже исследователя-океанолога, какую-нибудь выцветшую, веснущатую англичанку, некрасивую, но отзывчивую, живую, с типичной имперской решительностью.
Волоча свои паллеты, он чувствовал, как волоски на его спине топорщились и покалывали от соли, как обволакивал его спину рентгеновский жар субтропиков. Ему казалось, он сидит на задней палубе судна и крепит на пояснице тяжелый, давящий на бедренные кости грузовой пояс. Вот он проверяет давление в баллонах и плюет на оборотную сторону маски, растирая слюну по стеклу забрала – чтобы не запотевало. Вот он встает, готовясь к очередному дайву…
На плечо легла рука мастера:
— Валера, слышь? Буклеты в отгрузку!
Приказ, который он прочитал по губам, а может быть, просто угадал, вернул его из экваториальных вод в задыхающийся от красителей цех, но через минуту, когда стальной крюк подцепил тележку с буклетами, запакованными в полиэтиленовый саркофаг, он снова был далеко. Он подходил к заднему борту и опрокидывался с плотную, соленую воду, придерживая рукой регулятор дыхательного аппарата.
— Тележку давай! – слышал он далекий приказ, кивал и снова погружался в теплые воды своих грез.
Он не был сумасшедшим, и отдавал отчет, что мечты есть лишь местная анестезия, смиряющая тягость его положения. Он также понимал, что придется действовать решительно и идти на жертвы. Он работал, учился на заочном и знал, что в один день его жизнь круто изменится.
План был прост. Ему требовалось 15 тысяч рублей, чтобы получить сертификат дайвера в местном клубе, где в хлорированном бассейне с жутковатым сгустком труб на дне его научат двадцати основным навыкам, позволяющим совершать дайвы. Он уже был там пару раз, сдерживая зависть к тем, кто успешно сдал экзамены, удивляясь будничности и грубым шуткам инструкторов и представляя, как первый раз погрузится в холодноватую, пока еще пресную воду.
Бродя по льду старого речного порта, где торжественные и мрачные, как монументы, стояли вмерзшие баржи в ржавом камуфляже, он представлял себя у берегов забытого богом острова в Баренцевом море, где есть лишь метеорологическая вышка и пара темных бараков. И здесь, забросив вахтовикам грузы, он с группой специалистов совершит погружение в глубоководном аппарате, по официальной версии – для исследования подводных течений, на самом же деле ради проверки гипотезы о нахождении в этих местах затонувшей американской субмарины.
Он не мог объяснить свою тягу к морю, а вернее, уже давно признал ее неким врожденным качеством, вроде полового влечения. Он не мог контролировать его, но мог наслаждаться. В своих мечтах он любил море во всех его проявлениях, он восхищался первыми погружениями в Марианскую впадину в 60-х, его возбуждала идея автономного шестимесячного плавания на подлодке и опасные дайвы к руинам военных кораблей. Он пересмотрел все фильмы Кусто, почти непроизвольно выучил все стоящие для погружения локации и конструкции советских атомоходов. Его восторгала мысль, что исследования морей оказывают прямое влияние на космологию, ведь под непроницаемой толщей земного океана могут обнаружиться те же формы жизни, что ждут человечество под коркой льда на спутниках Юпитера.
Вот если бы он зарабатывал хотя бы 12 тысяч, мечта оказалась бы в шаговой доступности. Он смог бы откладывать не меньше пяти тысяч, и этого хватило бы, чтобы в обозримом будущем получить сертификат дайвера, а дальше… А дальше все будет хорошо.
— Валера, забирай тираж!
* * *
В банке, куда он устроился благодаря знанию документооборота, он получал даже не 12, а целых 14 тысяч. Он верил и не верил своему счастью, предвкушал и строил планы, а когда получил на руки первые 14 тысяч, мысли смешались. В этом счастливом бурлении идей он не мог выделить одну, главную.
Но за следующие десять лет он так и не оказался в море. Он получил сертификат дайвера, прошел курсы погружения в бассейне и открытой воде в карьере недалеко от города. Самостоятельно он изучил технику длительной задержки дыхания, освоил спасательное оборудование подлодок и всю теорию глубоководных дайвов, однако все эти знания лишь укрепляли его в мысли, как мало он знает о море. В свое время он проявил мягкотелость и не поехал вопреки родительской воли поступать в мореходку, и теперь, с дипломом экономиста, он просто не был готов к серьезным экспедициям. Он не отказывался от идеи, он брал очередной тайм-аут на подготовку решительного наступления. Море ему заменяли все более редкие прогулки вдоль старого речного порта.
Мало кто знал о его мечтах. Он производил впечатление хваткого, общительного человека, который готов браться за любую работу и быстро учиться. Скоро он получил хорошую должность в администрации небольшой страховой компании. Иногда он был близок к тому, чтобы собрать нужную сумму и отправиться прямиком к морю, но каждый раз возникали обстоятельства, которые не получалось игнорировать.
Валера женился, у него родился сын, а через год дочь. Он взял ипотеку и погасил ипотеку. Он все меньше зависел от материальных ограничений. Свадьба, покупка квартиры, рождение детей порой на целый год вытесняли из головы излишнюю мечтательность, а когда она возвращалась, Валера с болезненно остротой ощущал неготовность пуститься во все тяжкие. Кто он такой? Обычный менеджер, получивший сертификат дайвера-любителя.
На рабочем столе его ноутбука исследовательское судно «Академик Мстислав Келдыш» сменяло фото гигантского моллюска, чтобы уступить место паточно-белому тропическому песку с канонической пальмой, которая кочует с одного райского снимка на другой.
Иногда, после очередного финансового успеха, он ощущал такой душевный уют, что это пугало. Тогда он с новой настойчивостью читал очередную книгу о морских погружениях, а когда она заканчивалась, неделю – а с годами день-два – ходил, захваченный новой идеей. Но никогда он не доводил дело до пожара, лишь поддувал на угли, если их чернота становилась пугающей.
Валера замечал, что в силу какого-то суеверия или боязни быть непонятым, он тщательно маскировал свою страсть, словно в его тяге к морю было что-то постыдное. Семья свыклась с его странностями, тем более, они не вредили их жизни. Иногда он казался себе величайшим в мире обманщиком, всю жизнь выдающим себя за другого. Успех пришел к нему так легко и совсем не там, где он рассчитывал, и почему случилось именно так, он не знал.
Он мог бы расплыться в самодовольной улыбке и вкусить плоды своих достижений, если бы не странное проклятие детской мечты, которая ныла в груди, как разлом кости, как защемление нерва.
В пекле рабочего дня или на затяжных совещаниях морская романтика казалась ему сущим ребячеством, и он списывал все на гормональный фон юности. В другие дни он боролся с внезапной тоской и ощущением тупика.
Мечты эфемерны, и с годами он утратил четкое понимание, была ли его страсть к морю лишь временным помутнением рассудка или предназначением? Иногда он завидовал подчиненным, которые не только точно знали, зачем живут, но и полностью удовлетворились выбранным путем.
Ночью, ворочаясь под липкой простыней, он вдруг осознавал свой возраст и слышал тиканье часов. Он лихорадочно перебирал варианты, один сложнее другого. Уехать из города и устроиться на рыболовецкое судно? Получить второе образование? Написать письмо в какую-нибудь организацию, занимающуюся исследованиями океана?
Другие дни его затянувшаяся морская болезнь вдруг казалась преувеличенной, краски выцветали, и море ему заменял офисный аквариум с парой ленивых гурами.
За десять лет он толком и не был на море, если не считать пары командировок в Италию и три или четыре посещения Турции. Он сторонился моря, как влюбленный человек теряется при виде своей избранницы. Он не хотел смазывать вкус первого поцелуя. Его остро задевала суета и повседневность курортных пляжей, он избегал разговоров о прокатных яхтах и дайвинге с их обескураживающей доступностью и привкусом туристического дилетантства.
— Да? А Валера давно хотел понырять, — подталкивала его супруга к новому случайному знакомому на турецком пляже. — Ой, слушайте, он море очень любит, да, Валера? Сколько у нас книг этих дома, и выкидывать не дает. Иди с Олегом, поныряйте. Ты ж хотел.
Предложение оскорбляло Валеру, он отшучивался и старался исчезнуть, потеряться. Боялся ли он, что этот любительский дайв разбудит спящий вулкан или разочаруется окончательно? Или его коробила безобразная простота, с которой перепачканный розоватым загаром Олег планировал вторжение на его территорию?
Он снова и снова давал себе обещание вернуться в холодный речной город, выписать на листке бумаги возможные стратегии действий, выбрать одну, наиболее перспективную, отбросить сомнения и идти вперед против обстоятельств. Он возвращался, гора обстоятельств заслоняла горизонт, и шли месяцы, а собраться с мыслями не получалось.
Бывало, под вечер, вдохновленный очередной книгой или передачей, его мозг рождал четкий и немного безумный план – он обещал себе написать письмо тому-то или взять двухнедельный отпуск и отправиться туда-то. Но утром по пути в свой офис с аквариумом он грыз себя упреками в дилетантстве и стыдился вчерашней удали.
* * *
В последующие 14 лет он не изменился, продолжая – больше в силу привычки, чем необходимости – читать статьи о жизни рачков в глубоководных гидротермах и диморфизме рыб-удильщиков. Он копил потенциали.
Потенциал копился, но мало что менялось. С каждым годом он все реже рефлексировал, все больше врастал в свой быт и чувствовал тихую, крепнущую удовлетворенность собой. Эта удовлетворенность шла рука об руку со смирением, которое он с почти религиозным чувством считал неотъемлемой добродетелью зрелого человека.
Теперь он руководил филиалом банка и жил с семьей в собственном доме. От жилистости, доставшейся в наследство от типографских времен, не осталось и следа. Он был аккуратным, полноватым, лоснящимся человеком средних лет, хорошо одевался и мог позволить себе роскошь тихого голоса, когда-то невообразимую в загаженном шумами типографском цеху. Его уважали, называли Валерий Ильич и завидовали. Часто он хотел взглянуть на себя их глазами и позавидовать самому себе, но каждая попытка заканчивалась разочарованием. Тем больше ему нравилась зависть других, словно маяк обозначая те приоритеты общественной жизни, к которым он сам оказался слеп. По искрам в чужих глазах он понимал верность собственного курса. Он видел людей, которые из шкуры вон лезли, чтобы оказаться на его месте, и думал о сарказме природы, которая заставляла его лезть из шкуры, чтобы оказаться на месте совсем ином.
На одной из редких встреч с друзьями молодости вспоминали, кто кем хотел быть в конце школы. Обнаружилось два несостоявшихся летчика, бандит, милиционер, дальнобойщик и олигарх. Когда размордевшие, одутловатые и облысевшие товарищи взяли его в линзу полупьяного внимания, Валера заявил:
— Если уж до конца честно… Наверное, всегда хотел работать людьми. То есть, в принципе…
Ему хотелось сказать что-то еще, больше для себя, но одобрительный гул и кивки сделали объяснения излишними. Он в самом деле стал неплохим управленцем.
* * *
Воспаленное ожидание чуда закончилось. Он пользовался познаниями в океанологии, чтобы привести удачное сравнение или впечатлить эрудицией нового знакомого. Он понял, наконец, что жизнь вывела его на орбиту хитрым способом, создав ложную цель и открыв истинный план много позже . И в этом смысле жизнь была, безусловно, мудрее его самого.
Путешествия стали доступными. Каждый день по каналу «Дискавери» и «Моя планета» он видел то же, что видел этого в своих фантазиях, и видел это на расстоянии пульта дистанционного управления. Исследовательские суда с англичанками, испанками, русскими и малазийцами разбирали океан на фрагменты пазла. Не могла мечта быть вот такой, исхоженной и изгаженной праздным вниманием.
И освободившись от преклонения перед мечтой, он совершил первый морской дайв. Произошло это под Новый Год в банальном Шарм-Эль-Шейхе, и организовать тур оказалось также просто, как нажать кнопку нужного канала. Пока супруга бродила по лавкам в центра Шарма, он завернул под первый же навес с надписью «Дайвинг» на русском и отдал 60 евро. Взамен расторопная египтянка с угреватым лицом вручила ему квитанцию и короткую инструкцию, где и когда его подберет минибас. «Русский инструктор», — уточнила она, показывая на пыльную вывеску. От этой простоты и деловитости у него возник стыд, словно он расплачивался за проститутку. Сконфуженно он сунул квитанцию в карман шортов и только вечером между прочим сказал жене о будущем мероприятии.
— Езжай, — ответила она.
Будничность происходящего снова обожгла его.
Минибас опоздал на 20 минут, затем долго плутал по узким лабиринтам отельных проездов, собирая публику – в основном иностранную – и лишь через полтора часа оказался у причала. Возникла заминка. Сопровождавший их молодой египтянин, смуглая шея и пальцы которого казались грязными, долго что-то выяснял у людей, толпившихся у пирса, звонил, проверял списки и пересчитывал людей в автобусе, и когда иностранцы начали возмущаться, показал жестами посудину, на которую им предстояло загрузиться.
Валера вышел из автобуса последним. Праздная туристическая суета не давала ему погрузиться в прелесть момента. Его мечта оказаться один на один с океаном вот-вот должна была исполниться, но жгущий кожу пот, стадо немцев и энергичная бестолковость египетского погонщика превращали происходящее в фарс.
«Яхта», которую обещал буклет агентства, оказалась похожа на рыбацкую посудину с обитой ковролином палубой. Ковролин представлял особую ценность для капитана, о чем свидетельствовал грозный запрет на курение и штраф в 1000 евро за порчу покрытия. В неожиданно большой каюте находился стол и скамейки, на которых уже сидело человек пятнадцать, судя по говору, поляки или чехи вперемешку с китайцами. В углу возле входа грудилось оборудование для погружения: тяжелые баллоны, грузовые пояса, сваленные в кучу гидрокостюмы, которые Валера в шутку назвал гидробикини: некоторые состояли из шортов и подобий жилеток.
Россиян на борту оказалось немного: Валера, двое супругов предпенсионного возраста, молодой человек лет 30-35 по имени Алексей и русскоязычный инструктор Марина. Были и другие инструктора, говорившие с китайцами и поляками на ломаном английском.
— У нас небольшая накладка, — сказала инструктор Марина. – Пришлось объединить две группы. Но вам повезло, поплывем на Шааб-Махмуд, Красивый спот.
В раздраженных выкриках жилистых матросов, одетых в грязные майки, сквозила все та же будничность туристического конвейера, и даже богатое воображение Валеры не могло перебить зловоние этой хорошо отлаженной индустрии по отжиму денег. Он откинулся на скамейку и постарался настроиться на волну своих подростковых грез. Шхуна отошла от причала, протиснулась через нагромождения стоящих на рейде посудин всех цветов и размеров, и натужно тарахтя двигателем, взяла курс в море.
Молодой парень – его звали Алексей – судя по говору, был москвичем. У него было полноватое лицо, красная от солнца переносица и неряшливые волосы, липшие на потный лоб. Едва они отчалили, он принялся говорить по телефону, сначала негромко, а затем уже во весь голос, в котором детская капризность мешалась со столичным нахрапом. Судя по обрывкам его фраз, начальство принуждало бедного Алешу лететь на конференцию в Таиланд, он отчаянно сопротивлялся и приводил все новые аргументы против. Валеру развлекло это упорство, словно парня посылали в Нарьян-Мар. Потом связь оборвалась, и Алеша принялся насупленно набирать на телефоне какой-то текст.
Минут через сорок шхуна обогнула оконечность мыса Рас-Мохаммед. Качка усилилась, назойливое радостное бормотание на чужом языке стало стихать. Валерий почувствовал пустоту чуть выше желудка, предвещавшую скорую морскую болезнь, и постарался дышать равномернее, думая о чем-нибудь радостном. Иностранный гид начал инструктаж китайцев, раздав им стандартные анкеты.
Пустота в желудке росла, и он вышел на палубу. Качка здесь казалась еще сильнее, но переносилась почему-то легче. Нос ботика дыбился и бросал в лицо снопы неожиданно холодных брызг, ветер леденил кожу. Он уцепился за поручни и стал смотреть на воду, с тревогой прислушиваясь к желудку.
Чуть дальше, свесив ноги за перила, сидела инструктор Марина. Ее длинные волосы были собраны в хвост на затылке, стянутом грубой тряпкой цвета хаки. Наплевав на запрет, она курила и щурилась на солнце, которое уже начало медленный закат. На ней были закатанные до бедер свободные штаны, свисающая с бронзового плеча майка и тонкая золотая цепочка вокруг левой лодыжки.
С первого взгляда, когда он увидел Марину на борту катера, где она таскала оборудование для погружения и дерзко перешучивалась с матросами на английском, Валере она не понравилась. В этой молодой девчонке – на вид лет 25 – было что ужасно стереотипное, словно именно такую незатейливую сорвиголову он и ожидал увидеть во время своего дайва. В ее манере держать сигарету и татуировке на левом плече сквозил какой-то вызов, гротеск, и Валера смотрел на ее, чтобы снова и снова подразнить свои ощущения. Так люди едят красный перец, чтобы потом делать огромные глаза и дышать раскрытой глоткой.
Ему не нравилась ее чрезмерная уверенность в себе, эти ее панибратские переклички с матросами, вообще вся ее боцманская лихость наводили на него странную тоску. Он содрогнулся от мысли, что кто-то может спать с такой женщиной, трогать ее тощую, высушенную солнцем грудь и шептать ей на ухо слова, которые она высмеет своим хрипловатым голосом.
Марина порывисто затянулась и затушила сигарету в банку из-под фасоли.
— Сколько нам плыть?- спросил Валера громко, чтобы скрыть смущение от того, что он подглядывал за ней и в тайне осуждал.
— Минут сорок. Зайдите лучше в каюту, здесь качает, — не зло, но и не вежливо сказала Марина. — Захотите рыб покормить – пакетики в туалете.
«Покормить рыб» — так на жаргоне они называли следствие морской болезни. Эта ремарка покоробила Валеру и он постоял на палубе еще несколько минут, но скоро в самом деле накатила дурнота.
«Экая зараза, — думал он. – Рыб кормить». На лбу выступила испарина.
Они прибыли на точку, когда тени уже стали длинными, а красноватая мякоть солнечных лучей перестала жечь лицо. Море здесь было тихое, и очень скоро настроение ныряльщиков улучшилось.
Потом был инструктаж на русском языке, который не открыл Валерию ничего нового: с его подготовкой он мог бы инструктировать не хуже Марины.
— При погружении вам будет давить на уши, — говорила она гнусаво из-за надетой маски.- Делаем вот так…
Марина зажала нос и показала, как выдыхать в него, чтобы «продуть» уши.
— Это нужно… — начала Марина. Голос ее был смешным.
— Чтобы компенсировать внешнее давление в районе среднего уха через Евстахиевы трубы, — закончил Валера.
— Да, — взгляд из-под маски скользнул по нему удивленно и в то же время насмешливо. — Теперь расскажу про оборудование…
Потом опять случилась какая-то суета, замелькали взволнованные лица египетских матросов. Капитан выяснял что-то с коллегой на соседнем судне, пришвартованном в метре от их бота, затем вернулся в рубку. Катер, поднимая винтом белые буруны, переплыл на другую точку, чуть дальше в океан. Матросы стали готовить оборудование.
Ныряли партиями по четыре-шесть человек. Какое-то время Валерий наблюдал за тем, как облачаются в акваланг костлявые и шумные китайцы, а затем, соскучившись, перешел на другой борт. Он смотрел на дно через перила, и оно казалось близким, будто его можно достать за один хороший нырок. Он знал, что глубина здесь метров 10-15. Идеальная глубина для дилетантов, думал он.
Через час после окончания инструктажа, когда гомон китайцев и восторженные впечатления на немецком стали раздражать Валеру, один из матросов взял его за плечо и жестом пригласил на корму. Марина проверяла что-то у акваланга, держа в руках манометр на длинной резиновой трубке. Валера и Алексей были в числе последних.
Через десять минут он прыгнул в воду. В первую секунду она показалась холодной, но быстро смягчилась, словно собака узнала хозяина. Ему нравилась отрешенность, когда в начале погружения из звуков осталось только бурление собственного дыхания, хлопающий звук первых подводных выдохов. Ему нравилось, как щекочут волоски на ногах мелкие пузыри. Ему нравилось великолепие здешнего мира, где из бело-золотого дна высились небоскребы кораллов и сновали, почти не пугаясь, рыбы всех мыслимых расцветок. Море было несравненно, и он вдруг понял, что уже много лет он не был так по-детски околдован и поглощен.
Жизнь здесь могла быть твердой и желейной, могла походить на уродливого дракона или ослеплять неестественным великолепием красок. Regal Angelfish – всплыло в мозгу название из английского справочника желто-белой рыбы. Он словно оказался в кругу старых знакомых: здесь были рыбы-попугаи, рыбы-бабочки и рыбы-львы, морские коньки и скат-хвостокол, порхающий возле дна, как брошенный на ветру платок.
А если затаить дыхание и закрыть глаза, можно услышать пение кораллов, тихий, журчащий треск, словно лопаются в лучах солнца пузырьки жизни.
Марина плыла чуть позади и сверху. Она вела Валеру и Алексея на двух поводках, словно пару сытых бассетов, легонько дергая за стропы, если кто-то отставал или сбивался с курса. Поводок был единственным обстоятельством, мешающим Валере почувствовать себя своим в этом подводном мире. Стоило забыться, засмотреться на ската или уйти чуть глубже, чтобы получше рассмотреть двухстворчатый моллюск с характерными кривыми губами, легкое натяжение в районе правого плеча возвращало его в реальный мир. Он был всего лишь туристом, которого инструктор Марина вела по так называемому большому кругу, опоясывающему популяцию кораллов.
Дайв длился долго – может быть, минут сорок. Когда они вернулись на исходную точку, Валерий не сразу узнал место погружения, и на то было две причины: вечерний свет, который сделал воду не такой прозрачной, и отсутствующая на дне тень их корабля.
Марина держала их, чтобы всплытие не произошло слишком быстро, добавляя воздух в компенсаторы плавучести. Достигнув поверхности, они увидели вокруг лишь море, бесконечное, искрящееся море. Если смотреть на запад, оно было непроницаемо ртутным и холодным, но на востоке еще светилось зеленоватой глубиной. В лагуне, где полчаса назад стояло полдюжины похожих друг на друга посудин, не было никого.
— Ахмет, придурок! – зарычала Марина, освободившись от маски и регулятора. – Идиот!
— Куда они делись? – фыркал Алексей. На его красном лице остался отпечаток силиконового уплотнителя маски.
— Уплыли. Идиоты. Сказала же… Свиньи. Забыли нас. Убью!.
— Как они могли забыть? У них же списки.
— Не знаю, — крикнула Марина. – Придурки потому что. Сегодня форс-мажор был… Вы должны был с нашим капитаном плыть. С Ахметом мы редко плаваем. Вот кретин!
— Черт, — Алексей беспокойно огляделся. – У меня там телефон остался прямо на лавке. Черт. У меня не все контакты с облаком синхронизировались. Телефон не жалко — контакты жалко. И фотки тоже…
Марина не слушала его, а если и слушала, не поняла. Она вглядывалась в горизонт. Земля была на востоке – мне казалось, до нее километров семь. Вдалеке, чуть севернее заката, виднелся контур корабля, похожий на большую баржу. Марина пробовал свистеть – у нее был ядовито-желтый свисток, — но это было бесполезно.
Море, еще час назад казавшееся таким приспособленным для туризма, таким безобидным, посерьезнело и утратило свою лучезарность. От соли и бликов слезились глаза, порывы ветра бросали в лицо пригоршни брызг. Лямка акваланга давила на плечо Валеры, и оно стало ныть. Чтобы держать равновесие, приходилось непрерывно помогать себе ластами, ноги стали уставать.
Молчаливое ожидание и однообразие водяной пустыни действовало на нервы.
— А, слушайте, господа, — с какой-то особой значимостью произнес Алексей. – У меня ведь и планшет в рюкзаке остался… Или нет… Или да. Да, точно. Слушай, Марин, а эти матросы не распотрашат мой рюкзак? Там и фотоапарат тоже, но это фиг с ним, главное, телефон и планшет.
— А где вы их оставили? В кают-компании? – оживилась Марина. — На видном месте?
— Эээээ… Нет, дело в том, что я спросил капитана, и он показал полку для вещей, там внизу…
— Ну ясно, — буркнула Марина. – Не заметят. Это плохо.
— Да отчего же плохо? Там не пропадет.
— Да то. Они про нас до утра не вспомнят. Не найдут вещей и не вспомнят. А у вас что было? – обратилась она к Валерию.
— Только крем и полотенце… Ну и рубашка там, вещи.
Алексей вертелся из стороны в сторону, словно искал выход из лабиринта. Море на западе стало красным, а на небе проступил радужный и в то же время зловещий узор. От бледно-голубого на вершине через зеленый, оранжевый и красный оно мрачнело до густо-фиолетовой кромки горизонта.
На востоке, где вода была еще зеленоватой, виднелись очертания мыса Рас-Мохаммед.
— Чего вы ждете? Поплыли. Вон берег! – Алексей показывал на неясные контуры гор. – Давайте-давайте, надо успеть до заката.
— Стойте, — голос Марины стал властным. – Стойте, здесь три мили. До заката осталось минут двадцать. Вы не успеете.
— А что, лучше здесь сдохнуть? Вы что скажите? – крикнул он Валерию.
Тот отплевался от воды и крикнул в ответ:
— Я согласен с Мариной. Нам нельзя двигаться с места, даже если придется здесь ночевать.
— Вы с ума сошли? – Алексей вдруг понял, что потерянный планшет не является самой большой проблемой. – Как здесь ночевать?
— По-крайней мере, мы уже не сгорим на солнце, — сказал Валера. – Вода в эти широтах градусов 20, так что если двигаться, не замерзнем. Утром прибудут новые катера, нас спасут. Раньше все равно не доплывете. Здесь сильные течения. Напоритесь на рифы. Не советую.
— Ааааааааа, черт! – закричал вдруг Алексей и крик его показался слабым, жалким на фоне окружавшего их пустого пространства. – Ааааааааааааа!
Он начал молотить воду руками.
— Прекратите! – крикнул Валера. – Вы привлечете хищную рыбу. Она очень хорошо слышит.
Марина поплыла к Алексею, схватила за плечо и начала что-то говорить – слов было не разобрать. Валера видел лишь два бронзовых лица на фоне исчезающей полоски земли, которая все больше походила на мираж. Вода ловила последние, отчаянные блики и через минуту или две стала вдруг тяжелой и непроницаемой.
Валере показалось, кто-то скользнул по его бедру. Он поджал ноги, хотя и понимал наивность этого движения. Он прислушался к ощущениям. Теперь ему определенно казалось, что кто-то щекочет ногу, и он принялся ощупывать ее рукой. Ничего.
Больше всего он боялся крылаток: небольших рыб с пышным оперением, напоминающих китайских драконов. Их ядовитый укол мог запросто убить или вызвать болевой шок, равносильный смерти в таких условиях.
Он надел маску, зажал зубами дыхательную трубку и опустил голову. Искрящееся дно исчезло, рыб почти не было. Чертова паранойя. Крылатка не станет нападать на человека. А если спутает, примет за рыбу?
Валера жутко замерз. Мерзла поясница, когда отставал от нее грузовой пояс, мерзли мокрые плечи в тех местах, где вода затекала под куцую жилетку гидрокостюма. Ветер усилился и на море поднялась волна, из-за которой приходилось поминутно отплевываться. Валерий стал интенсивнее работать руками и ногами, но прошло минут пять или десять, лица уже стали неразличимыми в сумерках, и ноги вдруг отяжелели, а вода стала вязкой, как желе. Ласты, которые были великоваты ему, давили на взъем стопы, а на правой пятке натиралась мозоль. Валера представил, что мозоль скоро раздуется до размеров куриного яйца, побелеет и лопнет, и тогда на запах человеческой плоти со всей округи сплывуться хищники. Он вспомнил передачи про мурен, скатов, рыб-львов и прочих гадов, которых не стоит дразнить обнаженными частями тела.
На Алексея накатила новая волна паники, он снова проклинал египтян и кричал, что нужно плыть по звездам, и Марина снова что-то говорила ему, схватив за холку и притягивая к себе.
Эта стерва-Марина, заманившая их в эту ловушку, почему-то стала Валерию очень симпатична. Образ женщины-пирата потерял привкус гротеска, напротив, в этих ее твердых, успокаивающих речах, которых он не слышал, но чувствовал, появилось что-то настоящее. В голодном остывающем океане Марина стала их единственным островом надежды.
Усилием воли Валера подавил в себе зачатки паники. Не хватало ей успокаивать двух дилетантов.
— Марина, вы ведь из России? – спросил он, когда Алексей в очередной раз затих.
Было темно, и они старались касаться друг друга, чтобы не потерять.
— Ага. Из Иркутска.
— Далеко же вас занесло. Как вы здесь оказались?
— А-а, — хрипловато протянула Марина. – С позапрошлого лета осталась. В каникулы поехала работать аниматором, а у нас в отеле Саид… Ну, в общем, Саид предложил попробоваться на инструктора. Так и осталась.
— На каникулы? Вы учились? А как ваша семья, не против?
— Училась на архитектурном. А семья… Да нормально, я с детства такая.
Вот так просто? Вот так просто купила билет в один конец, не имея ни опыта, ни образования, ни знаний? Возможно ли, чтобы все было так просто? Она могла стать успешным или не очень иркутским архитектором, но теперь плавает здесь, в 5 км от Синайского полуострова и, если спасется, будет вспоминать об это дне, как о еще одном забавном приключении курса «Морская романтика».
Валерий вдруг понял, что тогда, в первые минуты их знакомства, его раздражала не сама Марина. Она была не страннее и не глупее многих женщин, которые сновали вокруг него в офисах, магазинах и на парковках каждый день. Его раздражала та зависть, которую он испытал к ней в первые же секунды, увидев эти загорелые плечи и татуировку на плече. Разве не так он много раз представлял себя, и разве не он струсил, сдался и так не смог стать тем, кем так легко, даже не осознавая этого, стала Марина?
Валерий попытался откинуться на спину, чтобы увидеть звезды, но акваланг делал его неустойчивым. Он задрал голову и стал смотреть, как на сиреневом небе между обрывками тонких облаков проступают две или три звезды. Интересно, эти звезды видны из России, из его родного города?
Ему стало смешно. Он представил свою «Ауди», спящую под снежным сугробом на стоянке аэропорта. Какая нелепость – она там, он здесь. И если все закончится неудачно, он даже не знает, кто заберет ее – жена или сын.
А жена, наверное, уже начала волноваться. А может быть, нет. Нужно было оставить ей хотя бы квитанцию или название конторы, где он купил тур. Когда она поймет, что он пропал, не будет ни малейшего шанса найти их судно и их команду. Какой безрассудной стала затея, еще утром казавшаяся слишком простой, слишком предсказуемой.
Он представил своих коллег, которые возвращаются с работы по грязно-серому, замерзшему городу. Они даже не подозревают, что с ним произошло, а если бы знали, вряд ли могли бы помочь.
Он снова подумал о Марине. Может быть, этот ее провинциальный налет и бесшабашность сыграют злую шутку, и через десять лет она окажется уборщицей на каком-нибудь лайнере, перебиваясь сомнительными заработками. А может быть, она станет океанологом и будет вспоминать, как когда-то начинала с инструктажа по дайвингу для развязанных российских туристов.
— А здесь есть акулы? – завел свою шарманку Алексей. – Акулы ведь охотятся по ночам?
— Это тигры охотятся по ночам, — сказала Марина. – Акулы на дайверов не нападают. Не надо бояться.
— Я читал, что нападают.
— Очень маловероятно, — поддержал Марину Валерий. – Они редко подплывают к берегу и вопреки мнениям, не едят, что попало. Не шумите и они вас не тронут.
Этот паникер-Алексей и не представлял, что бояться стоит не акул, а куда более экзотичных рыб, барракуд или тех же крылаток, а еще – судорог. Раз или два Валере казалось, что пальцы левой ноги прихватывает легкий, тянущий спазм. Он двигал стопами как можно аккуратнее, и дышал, дышал.
Но все-таки странно, думал Валерий. Он так долго, так тщательно вынашивал мечту о море, что упустил ее, даже не дотронувшись. А Марина, очертя голову и наплевав на все рационализации, приехала сюда и живет той жизнью, которой когда-то хотел жить он. Почему он раньше не видел, что ключи от его темницы находились на расстоянии вытянутой руки? Почему он не смог взять и сделать то, что так легко далось Марине? Нужно было просто один раз решиться и кто знает, кем бы он был сегодня.
— А вы кто по профессии? – спросил вдруг Алексей.
— Я? – удивился Валерий. – Я… управляющий филиалом банка.
В этой кромешной тьме и бульканье волн слова звучали абсурдно. «Управляющий банком». Видели бы его клиенты. Валере стало смешно.
— Понятно, — сказал Алексей, словно раздосадованно. — Хорошее место. Я тоже в корпоративном бизнесе. Вы представляете, переживал с утра, что нужно лететь в Таиланд, вот проблема… Черт, всегда так: только все наладится, а тут… Если они не приплывут? У них есть выходные? Какой завтра день? Завтра понедельник. Они плавают по понедельникам?
Марина снова притянула его ближе.
— Каждый день плавают. Каждый день. Попадете вы домой, и планшет вам вернут. Может быть, скоро придет лодка на ночной дайв.
Валерий подумал, что ему, в отличие от Алексея, совсем не жалко ни своего хорошего места, ни всей той жизни, что осталась там, в России. Если они утонут или его отравит крылатка, единственным сожалением будут люди, жена, сын, дочь, мать и еще несколько человек, кому придется смириться с его нелепой смертью, достойной премии Дарвина.
Он расправил плечи, насколько это возможно в акваланге, задышал полной грудью, и холод отступил. Свежий ветер нес приятный запах холодной арбузной корки. Он вдруг почувствовал, что море приняло его и что ему уже, в общем-то, все равно, чем закончится их странная эпопея. Где-то глубоко внутри, в центре груди сидел колючий клубок паники, но он не думал ни о чем мрачном и, к своему удивлению, у него получалось. Он думал о Марине, о том, каким, в сущности, завидным является его положение на фоне тех, кто попал в настоящее кораблекрушение, а еще о том, что смерть в море, возможно, была бы не самым худшим финалом его жизни. Это лучше, чем смерть от аневризмы, которую подозревали у него врачи.
Небо протыкали новые звезды, и скоро Валерий различил Альдебаран, который висел почти над ним, а затем и созвездие Тельца, под которым родился. На севере, где исчезли из поля зрения зачатки земли, он различил Большую и Малые Медведицы.
Валерий плавал в невесомости между двух миров, между той жизнью, по которой убивался Алексей, с планшетами и командировками, и какой-то другой, бесконечной, пугающей, неизведанной жизнью, пустившей его на свой порог. Что он делал до сих пор? Бумаги, кабинеты и уютные гостиные. Он создавал быт и преуспел в этом. Он был полезен людям. Он был уважаем, одинок и несчастен. Хотел ли он продолжать? Он уже давно признался, что хотел, но сделал ли он это добровольно?
Все непреодолимые препятствия на пути к его мечте, которые последние годы обрели бетонную твердь, были не более чем плодом его воображения. И люди, лишенные этих сомнений, жили другой, куда более интересной жизнью.
— А я в марте собираюсь на атолл Рангироа, — проговорила Марина. – Буду инструктором по дайвингу для американских ученых.
— Рангирова? Французская Полинезия? Серьезно? – оживился Валерий. – Как вы попали в команду? Вы рассылали резюме?
— Тут отдыхал парень, Джейк, он занимался виндсерфингом и нырял тоже. Он меня свел с одним профессором из Калифорнии, мы списались и вот… Вроде бы все на мази. Там международная группа океанологов, в основном американцы, изучают подводную жизнь вблизи атоллов. Они искали мужчину-дайвера, но меня тоже возьмут помощником инструктора. Для подстраховки. Да им что, корабль большой. Одним больше, одним меньше.
Как все просто. Спросила там, спросила здесь. Одним больше, одним меньше. Валерий позавидовал гению, который позволял так ловко седлать попутные ветра. Ему вдруг пришла в голову странная идея, не напроситься ли на это судно третьим, пятым, пятнадцатым инструктором, да хоть полотером…
Но разве не наивно равнять себя и эту дрянную девчонку Марину, без семьи и обязательств, которая катится по жизни, не раздумывая о чувствах других, последствиях и завтрашнем дне? Ей-то что – взяла билет и след простыл. Может ли он поступить так? А семья и вся его чертова жизнь, пусть никчемная, но по-своему состоявшаяся?
Но для кого она состоявшаяся? Для него? Вряд ли. Для семьи? Может быть. Для потомков? Смешно. Всю жизнь он искал оправданий. Он так долго строил фундамент, что в его доме нет ничего, кроме фундамента.
Когда-то, работая в типографии разнорабочим, он хотел заработать денег, получить сертификат и отправиться на море, но ни тогда, ни позже он не оказался на море не потому, что не было возможности. В этой Марине он видел все упущенные шансы, которые прошли мимо него, как проходят и сейчас. Его дети уже выросли, он заработал много денег и обеспечил семью, его работа в банке держит его лишь престижем и страхом завтрашнего дня. И страх ему уже осточертел, а престиж осточертел еще больше, как однообразные макароны на завтрак. Если оставить в стороне все слабости, у него нет и не было ни одного оправдания, чтобы медлить. Был лишь страх, неясный страх, которого напрочь лишены такие люди, как эта сумасшедшая дайверша. Он был жутким трусом, и сейчас, плавая в океане, он констатировал этот факт без какой-либо душевной муки.
— Марина, а там не найдется место для еще одного человека из России?
— Вы кого имеете в виду? Себя? Вы серьезно? Вы же управляющий банком.
— А вы скажите им, что я тертый калач. Я уже побывал в морской передряге, — рассмеялся Валерий. – Я много лет изучал океан, хотя и по книгам. У меня, кстати, есть сертификат рекреационного дайвера – опыта, правда, почти нет. С детства хотел быть океанологом, да как-то не сложилось. И с английским у меня неплохо. Даже отлично. Знаете, я могут ведь и на кухне работать первое время.
— Если выживем, обязательно расскажу про вас, — рассмеялась Марина. – Такие морские волки там пригодятся.
И тут Валерий понял, что все это – не более шутка, треп двух неожиданно понравившихся друг другу людей, оказавшихся в критической ситуации. Это треп пионеров у костра, которые обещают писать друг другу каждый день, когда вернуться из лагеря, и которые никогда друг другу не пишут. Потому что там, в реальной жизни, рвется тонкая нить понимания, которая возможна у костра или здесь, под созвездием Тельца близ Синайского полуострова.
Через час или полтора они услышали рокот судового дизеля. Свет прожектора нарисовал на воде треугольную дорожку, словно спасительный трап. Когда их подняли на борт, когда Валера, отяжелевший от усталости, стащил с себя ласты и неподъемную сбрую акваланга, когда утопил лицо в махровом полотенце, он едва сдерживал слезы умиления. Какое замечательное судно, потрясающее судно. Капитан долго извинялся на ломанном английском и сетовал на немцев – одной из ныряльщиц стало плохо.
Еще через два часа Валерий был в отеле. Супруга, разморенная пляжным солнцем, открыла дверь и лениво сказала:
— Что-то ты долго. Я уже начала волноваться.
— Вышла накладка с трансфером, — сказал он.- Долго ждали на причале.
— А… — протянула она и добавила: — Смотри, как у меня плечи сгорели. Я из-под зонтика даже не выходила. А ты не сгорел? Ой, у тебя же шея красная. Ты мазался?
* * *
Утром в дверь номера постучали. За порогом стоял молодой араб с корзиной неспелых фруктов.
— It’s for you, — сказал он, неловко и часто кланяясь. – From Ahmed. It’s captain. Sorry. Sorry.
Он поклонился снова и протянул буклет. Фломастером была обведена строка с самой дорогой поездкой.
— Free dive for you.
«Погружение к обломкам затонувшего корабля Dunraven», — значилось в буклете. Валера рассмеялся.
— Вы так от свидетелей избавляетесь?
Араб не понял шутки, лицо его стало тревожным. Валера махнул рукой, и посыльный хотел уходить, но спохватился и сунул ему визитку.
— Marina say, this is to give you, — добавил он. – You call her.
На визитке значилось: «Marina V. Lebedeva. Scuba diving. Snorkeling. Sea fishing.» Карандашом был подчеркнут адрес электронной почты.
Валерий спрятал визитку в бумажник, а бумажник — в сейф. Посидев немного, он снова вынул визитку, сфотографировал на телефон и отправил сам себе по электронной почте.
Он уже собирался снова определить визитку в бумажник, а бумажник – в сейф, как откуда-то из глубин его сознания, словно огромный пузырь воздуха, всплыло странное чувство, давно уже им забытое. Это было чувство авантюры, чувство удивительной решимости, которая толкает на поступки, кажущиеся милым идиотизмом через год, месяц, а иногда и минуту после их совершения.
Прямо на телефоне он набрал свое краткое резюме, наверняка очень слабое с точки зрения профессиональных дайверов и океанологов, зато честное. И прежде, чем успел прикусить его червь благоразумия, нажал кнопку «Отправить».
«Сообщение отправлено», — отчитался телефон.