Автор: Эдуард Белкин (Аяврик)
Мне нравится бывать в Петербурге. Не только потому, что каждый камень здесь – история, а любое творение зодчих – мировой шедевр. У этого города есть харизма. Приходят и уходят вожди, один строй сменяется другим, но обаяние классики и интеллигентности не исчезает. Это как аромат тех, настоящих, ещё французских «CHANEL” – практически неистребимый. Можно на время перебить его запахом симпатичного турецкого парфюма, но вскоре дешёвка выветрится без следа, а настоящее — останется…..
***
Большой Обуховский мост словно парит над Невой, запутавшись в невесомой паутине вант. Серые волны сонно покачивают белоснежные глыбы теплоходов. Суматошные чайки вразнобой галдят над пассажирским портом… Я снова в Питере.
Зазвонил телефон. Абонент явно не из тех, с кем бы я с удовольствием поболтал, — это Славик, — дежурный директор базы, куда я везу груз.
— Алё, ты где?
Вот такая манера общения, — ни «доброе утро” тебе, ни «здравствуйте”. Я его в какой-то мере извиняю, так как он родом из подмосковья. Культурная столица ещё не оказала на него благотворного влияния, да и вряд ли когда окажет.
— Привет, Слава. Я на Пискарёвке, сворачиваю на Полюстровский. Открывайте ворота.
— Ты, короче, не торопись, встань где-нибудь на часок. У нас на въезде дорожники асфальт кладут, не заехать. Как закончат – перезвоню.
Понятно. Будем искать место поудобнее, где-нибудь поближе к конечной цели.
Ещё немного о Питере.
Количество проспектов на душу населения здесь, наверное, самое большое в мире. Питерцы настолько любят свой город, что любую улицу, где способны разъехаться два автомобиля, норовят назвать этим громким именем. Примером такой «проспектомании” может служить Полюстровский, — мало того, что его ширина варьируется от двух до шести полос, он ещё и кривой, как приёмная труба глушителя. Зато проспект. Но простим питерцам эту маленькую слабость, тем более, что город действительно прекрасен.
Набережная Чёрной Речки. Узкие каштановые переулки вокруг неё пустынны субботним утром. Удобное тихое место, здесь и встанем. Краснокирпичные здания позапрошлого века, небольшой пустырь с глухим забором и роскошными лопухами. Лопухи – это удача, ибо заветных синих кабинок в округе не видать. Вооружившись рулоном бумаги, иду на разведку.
Чёрная Речка – историческое место. Где-то здесь почти двести лет назад Пушкин стрелялся на дуэли с Дантесом. Может быть, на этом самом пустыре подлая рука коварного француза направляла смертельную пулю в сердце великого поэта. Делать здесь то, что я задумал, — форменное святотатство, но деваться некуда. Прости меня, Александр Сергеевич…
***
Оп-паньки… Это ещё что такое?
Аккурат под теми лопухами, которые я наметил для осквернения, лежит… да, точно, собака. Рыжая, короткошёрстная, довольно крупная. Морду лица не видно, потому что свернулась калачиком, и породу угадать сложно. Похожа на питбуля или боксёра… Хотя нет, — боксёрам хвост обычно купируют, а тут всё в наличии. Кто ты, собак?
Я не великий кинолог, но где-то слышал, что они предчувствуют собственную кончину, и уходят из дома, чтобы спокойно помереть. Но нет, не тот случай, с виду молодая и здоровая псина… И тут я услышал звук, — жалобный, тоненький, еле слышный скулёж… Ах ты, бедолага, да ты, видать, потерялся! Вон и шлейка торчит, за лопухом не видно было. Точно, просохатил хозяина, морда непослушная. Чем тебе помочь-то? Голодный поди?
Собачьего корма у меня в машине нет, зато полно замечательной марийской тушёнки. Не знаю, как там насчёт «Чаппи”, не пробовал, но тушёную говядину любят все. Даже собаки. Открыл широкую плоскую банку, поставил рядом со страдальцем. Если голоден – съест, не буду мешать. Вернулся к машине, набрал воды в пластиковый контейнер, отнёс. Ого, да мы здоровенькие, вон как наворачиваем, уже и банка пустая! Молодой шарпей, — года полтора-два, не больше, — оторвался от трапезы и смачно рыгнул. Чистый, ухоженный, но немного пыльный. Отощать не успел ещё, только слегка осунулся,- недавно, значит, беспризорничает. Ну и что с тобой, таким красавцем, делать? «Красавец” молча подошёл к банке с водой, жадно вылакал всю, жалобно посмотрел на меня. Ну да, вчера жарковато было, а он набегался, вот сушняк и мучает. Я представил, как осиротевший испуганный пёс мечется по незнакомым дворам, убегает от бандитских шаек одичавших сородичей, прячется от огромных, жутко хохочущих чаек… Эх, жисть собачья… Я налил воды, и пока повеселевший найдёныш булькал в банке огромным языком, соображал. Ну ладно, накормлю тебя, напою, а что дальше? С собой взять не могу, искать хозяина – времени нет. Вопрос остаётся открытым.
Звонок. Славик, кому же ещё.
— Всё, закончили дорожники. Теперь у нас автобан, проезд – десять баксов!
Юморист коломенский, десять баксов ему… У меня скидка стопроцентная за особо вредные условия, потому что шутки твои слушаю… Ну, пора ехать. Рыжий пёс, будто понимая, смотрит растерянно, в глазах – страх и недоумение, — «А как же я? А что со мной?”
А с тобой… Я открываю пассажирскую дверь кабины.
— Ну, кого ждём? Заходи, пассажиром будешь.
Вот уж чего не ожидал… Я то пригласил формально, для очистки совести; мол, жалко тебя, но я сделал всё, что мог; а теперь – адьёс, амиго и прощай навеки… Ага, щас. Это животное встало передними лапами на ступеньку и на меня смотрит, — подсади, мол, не видишь, — самому никак. Умный, собака такая. Однозначно, его возили в машине, но не думаю, что в такой большой. А может, ему важна суть – провонявшая бензином конура на круглых штуковинах, — а размер не имеет значения?
В кабине он освоился быстро. Обнюхал все углы, чихнул на газовый баллон и бесцеремонно залез мне на колени. Ну конечно, какая собака не любит смотреть в окно автомобиля, а в водительском окошке всегда интереснее, чем в пассажирском. Фигасе… болоночка… килограммов двадцать мышц, зубов и безразмерной шкуры…
Я не то чтобы боюсь собак, — я их уважаю. Причём степень уважения пропорциональна размеру и количеству зубов, поэтому я вежливо попросил его пересесть на свободное место. Он даже ухом не повёл. Совсем как человек, — то удивляет сообразительностью, то внезапно превращается в идиота, — по мере надобности. Ну ладно, ехать – недалеко, коробка – автомат, уж как-нибудь.
***
На въезде, как и обещано, — новый асфальт, новые бордю… ой нет, — поребрики! Только охранник старый. Вышел из своей будки, поднял шлагбаум, только потом глянул на водителя. Я не мог не позволить себе маленькой шалости — спинку сиденья откинул, шторкой прикрылся, из окошка только рыжая башка торчит, язык показывает. Чего там бедный охранник подумал… Будет потом бабке своей рассказывать (больше ж не поверит никто): «Вчерась дальнобойщика видел, — ну вылитая собака! Сама рулит, сама бибикает… Не иначе, — гаишник бывший.”
Возле склада ещё одна наша машина, — Юра Восканян грузится на Мурманск. Восканян – типичный русский армянин. Языка не знает, историческую родину видел лишь в телевизоре, но корнями гордится. Из армянского остались лишь фамилия да выдающийся шнобель. Возможно, есть и ещё кое-что, неспроста же почти все наши девчонки к Юрке неизменно благоволят. Замечательный парень, жаль, видимся нечасто; если он идёт в Архангельск, то я – в Волгоград, он – в Анапу, я – в Иркутск. Работа такая. Увидел меня, улыбается – рот до ушей.
— Эдик-джан, какими судьбами в Северной Пальмире?
Узрел рыжую морду, восхитился:
— Мать моя Армения… Где ты снял такую красотку?
Я рассказал, — где, как, и во что мне это обошлось. Юрка посочувствовал:
— Сироту, значит, пригрел. И что с ним делать – даже не знаешь… А ты в курсе, что собакам, состоящим в клубе собаководов, делают отметку на теле? Что-то вроде противоугонной маркировки.
По словам знатока собачьих отметок выходило, что на пузе у нашего подопечного должен быть некий шифр, по которому можно отыскать хозяина. Всё решается так просто! Дело за малым – найти камикадзе, который бы отважился задрать лапу бойцовой псины и прочесть нам этот шифр. Лучше б на языке писали, он-то всегда на виду…
— Есть идея! Пошли в офис!
Ну пошли. Рыжий пёс с серьёзным видом бывалого секьюрити трусит на шаг впереди справа, временами поворачивает голову, контролируя направление и скорость движения охраняемого объекта. Меня то есть. Всё как учили. На входе нас встречает вахтёрша — строгая бабуля с рентгеновским взглядом.
— Почему собачка без намордника? Не покусает?
Ну да, нужна ты ей, старая и невкусная. Как в анекдоте: ”Что вы, мадам, с её родословной она вас даже не заметит!”
***
В офисе по-субботнему пусто, за стойкой лишь королева логистики и повелительница принтера Лариса Витальевна, по-Юркиному – Лорик-джан, – эффектная тридцатилетняя шатенка с формами Анны Семенович. Лариса сортирует документы, сноровисто перебирая их изящными пальчиками. На пальчиках – шедевр маникюрного искусства из коллекции «Фредди Крюгер отдыхает”. Узкие, хищно изогнутые пятисантиметровые стилеты, (у мадам есть разрешение на холодное оружие?), розово-жёлтый лак и чёрные не то стебли, не то корни по всей длине. Невзирая на жуткую палитру, смотрится неплохо. Когда я вижу подобное великолепие, меня так и подмывает спросить: ”Мадам, простите за любопытство, — а как вы ж**у вытираете?”,- но воспитание не позволяет. Так и умру в неведении.
— Лорик-джан, солнце моё незаходящее, посмотри, кого я привёл!.
Лорик заметила меня, полыхнула голливудской улыбкой.
— Привет! А мы тебя завтра ждали. На Вологду будешь грузиться!
— Э, не туда смотришь, красавица! – Юрка чуть не силком вытащил Лорика из-за стойки. -Нравится зверь?
«Зверь” лежал, умостив нехилую тушку мне на ботинки. Примерно так транзитные пассажиры спят на своих чемоданах, чтобы они, эти чемоданы, ненароком никуда не ушли.
Лариса замерла на мгновенье, присела на корточки; глаза вспыхнули восторженным светом, как у ребёнка, которому подарили вожделенную игрушку.
Меня всегда умиляют метаморфозы, которые приключаются со взрослыми, солидными тётками при виде маленьких детей или всяческих зверушек. Тискать, теребить их за уши и сюсюкать с ними женщины могут до бесконечности. Или по крайней мере до момента, когда объект восторгов их укусит, порвёт колготки или обдудонит новое платье.
— Это кто к нам присё-ё-ёл!
Ну вот, началось… Пёс поднялся, как подобает джентльмену при виде дамы, и вежливо постучал хвостом мне по коленке.
— Да ти мой ма-аленький! Скажи тёте, как тебя зовут?
Артемон, блин! Говорящий пёс. Ну что за нежности с незнакомой собакой?
— Как его зовут? – это уже ко мне.
— Понятия не имею. Мы повстречались час назад, не успели познакомиться, так что поосторожней с ним.
— Вот врёшь же… — она осуждающе глянула на меня. – Почему тогда он тебя слушается?
Слушается он, как же. Хотя я ещё толком и не командовал…
Лариса неуверенно протянула к нему раскрытую ладонь.
— Давай лапу, знакомиться будем!
Пёс с готовностью поднял правую лапу, и Лариска растаяла окончательно.
— Ну смотри, какой он умница! Дай я тебя поглажу! – она уже совершенно безбоязненно трепала складки на собачьей морде, чесала за ушами, чмокала его в розовый нос. Говорят, собаки чуют хороших людей и не делают им зла. Выходит, я тоже хороший. Хотя непонятно, — я как минимум в три раза умнее этой псины, но меня почему-то Лариса Витальевна не целует, не обнимает, нигде не чешет… Нет в мире справедливости.
— Ну и как тебе пёсик? Нравится? – это Юрка, ему тоже по душе возня вокруг симпатичного пса.
— Какой он классный! – Лариса восхищённо закатила глазки, и вдруг спохватилась, вскочила. – А сейчас найдём что-то вкусненькое! – и убежала за стойку. Пёс, услышав про вкусняшку, дёрнулся было вдогонку, но остановился и вопросительно посмотрел на меня. Да, действительно умница, будто специально класс дрессировки демонстрирует. Я пожал плечами, — мол, иди, чего там. Тот сразу же умчался.
Юрка, наблюдавший наш молчаливый диалог, только покачал головой.
— Да-а, школа отличная, без слов всё понимает. А некоторым двуногим говоришь-говоришь, и непонятно, — не то слух плохой, не то с мозгами беда….
***
Входная дверь скрипнула, на пороге появился Славик. Юрка досадливо поморщился, — вот только вспомни…
Славик – какой-то родственник настоящего директора; временами, — вот как сейчас, — заменяет его на рабочем месте. Всё бы ничего, но коммерческая жилка у него преобладает над совестью. Он может отдать хороший рейс любому водителю, который заплатит энную сумму, и такие нередко находятся. Поймать их за руку непросто, ведь никто сделку не афиширует. Обычный сотрудник за такой бизнес был бы уже далеко за воротами, но Славику всё сходит с рук.
— Чё это вы тут делаете, а? – сморозил он идиота. Получилось очень натурально, даже играть не пришлось.
— А мы тут плюшками балуемся! – Лариса в тон начальнику попыталась изобразить Карлсона, но вышло неудачно. Ведь чтобы тебе поверили, надо вжиться в образ, стать им… Вот у Славика это получается.
Из-за стойки, понурившись, приковылял Рыжий, и уютно расположился на излюбленном месте – на моей обуви. Когда я разглядел ”плюшку”, которой его угостили, то не рассмеялся в голос только из жалости к Ларисе. Посчитать лакомством бескалорийный кукурузный хлебец может только женщина, много лет безвылазно сидящая на диете. Пёс обречённо, но без тени брезгливости на морде жевал губами скучный сухарик, и делал вид, что ничего вкуснее в жизни не пробовал, — ну как же, вдруг дама обидится. Надо будет проследить, как этот интеллигент в ватерклозете воду смывает; ведь не столбы же он метит, — с таким-то воспитанием.
— Это чья собака? – Славик сурово сдвинул брови. Как так, — по офису собаки разгуливают, а у него никто не спросил?
— Потеряшка это, — просветил начальника Юра Восканян, — Как хозяина найдём – сразу уйдёт.
— Ну-ну… – прогундел Славик, что-то соображая. – Ладно, я сегодня добрый.
Подошёл к Рыжему, опустился на корточки, с любопытством осмотрел. Пёс перестал мусолить сухарик и скосил глаза. Славик протянул руку, намереваясь его погладить, но тот напрягся и глухо заворчал. Ага, теория о хороших людях подтверждается. Славик невозмутимо, — мол, не очень-то и хотелось, — убрал руку, поднялся.
— Смотри-ка, а тебя за хозяина признал. У тебя, наверное, аура светлая! – изрёк он с авторитетным видом…..
Ха-ха! Ты кого-нибудь накорми, да напои, да спаси от одиночества, — и твоя аура посветлеет. А если на колбасу разоришься, – то и чакры прочистятся. Но такой щедрости от тебя не дождаться.
Юрка с Лориком о чём-то вполголоса совещались возле окна, Славик с умным видом пялился в монитор. Ладно, Рыжий, пойдём на улицу, здесь что-то неуютно стало.
***
На улице солнце, синее небо, гнусавые чайки. Прохладный с утра ветерок старательно катает в рулончики тополиный пух вперемежку с пылью и прячет их под нашей скамейкой.
Ну что, Рыжик, неважные у нас дела. В собаководствах – выходной, Лорик-джан при всём желании взять тебя не может. Квартирная хозяйка у неё строгая, даже на пару дней не разрешит. Не везёт тебе чего-то последние дни… Пёс, будто прочитав мои мысли, горестно вздыхает, рыжая башка его по традиции покоится на моих штиблетах.
Вдруг откуда ни возьмись… По моим наблюдениям, именно так обожает появляться начальство. Вот только что не было, и р-раз! – вот оно. Телепортируется, что ли? Раньше такими способностями обладали завучи и милиционеры, но это было давно…
Славик покосился на Рыжего, опустился на дальний край скамейки и замер, уставившись в кирпичную стену.
— Дома-то давно не был? – равнодушно поинтересовался он.
Интересно, с чего вдруг ему стали так близки проблемы водителей?
— Да месяц уже, — признался я. Не в моих правилах грубить начальникам. Славик помолчал немного, и тоном змея-искусителя продолжил:
— Есть тут у меня… Тюмени сорок кубов… Шесть тонн всего, дня за три домчишься. Пару дней дома, да и на обратном пути…
Я улыбнулся. Неужто финансовый кризис начальника одолел?
— Слава, ты же знаешь, как я отношусь к таким предложениям. Мзду не даю принципиально.
— Да не нужны мне твои деньги, — он даже не обиделся. – Хотел как лучше. Я тебе – груз через дом, а ты мне – собаку. Вам же всё равно девать её некуда.
Сказать, что я опешил, — ничего не сказать. Я выпал в осадок… Нет, не так. Нынче, говорят, модно входить в когнитивный диссонанс, — и я вошёл…
— Ты же вроде никогда собачником не был? — очнулся я через минуту.
— Да не себе, сыну хочу… Он, паразит, от рук совсем отбился. Раньше всё собаку просил, да со щенком головняков куча. А тут – взрослый пёс, уже учёный… Дрессированный в смысле. Да и гулять с ним веселее…
Нет, Славик, не догоняешь ты чего-то. Головняки не только со щенками, шарпеи вообще порода своеобразная и проблемы со здоровьем будут по-любому. Взрослая собака – это уже сложившаяся личность, причём воспитанная другим человеком; с ней надо общий язык находить, а не просто командовать. Да что толку тебе объяснять!
— Слава, даже если я соглашусь, — тебя не смущает, что этот пёс даже погладить себя не позволяет? Это не той-терьер какой-нибудь, а серьёзная бойцовая собака, руку отгрызает запросто! — я слегка преувеличил — руку шарпей конечно же не отгрызает, а просто откусывает пальцы. По одному.
— Так это… Я намордник куплю. И поводок! – он подскочил со скамейки, намереваясь бежать в собачий магазин. – На обед поеду и куплю! – и умчался……..
Я взглянул на Рыжего. Вы не поверите, я никогда не видел у собак такого выражения…. лица. Не морды, а именно лица. Он смотрел вслед Славику с неподдельным, искренним сочувствием; так врач смотрит на безнадёжного больного, которому может помочь только эвтаназия… Или показалось?
***
Юрка был злой и какой-то растерянный. Сходу набросился на меня:
— Ну ты зачем телефон в машине оставляешь? Я звоню ему, звоню! Пошли быстрей, там Лариса объявление нашла.
— Ну это же здорово! Чего ты траурный такой?
— Там, у Ларисы… Беда, в общем… — он сокрушённо махнул рукой.
Я насторожился. Беды нам ещё не хватало.
— Ну так пошли быстрей! Что случилось-то?,
— Она это… Ну, ноготь сломала…
Фу-у! Слава Богу!.. То есть хорошо, что не руку там или ногу…
Когда наша команда спасателей на восьми ногах ворвалась в офис, всё было кончено…
Бледная Лорик-джан сидела, отрешённо глядя в монитор и символизируя собой мировую женскую скорбь по испроченному маникюру. Слёзы из прекрасных глаз с равномерностью метронома падали в роскошное декольте и ручейком стекали в… ну понятно, куда стекали. Трагическо – эротическую картину завершал трёхсантиметровый обломок шикарного ещё недавно ногтя, сиротливо лежащий на столе.
Юрка сочувственно присел на краешек стула и с деликатностью похоронного агента поинтересовался:
— Больно?
Лариса недоумённо повернула голову, попыталась испепелить его взглядом, но видимо, слёзы помешали и прицел расфокусировался.
— Восканян, я тебя убью… — тусклым голосом сообщила она. – Это всё из-за тебя.
— Из-за меня? – он чуть не упал со стула. – Я-то тут при чём?
— Картридж в принтере кончился. Я стала его менять. Ноготь застрял и обломился. А делала я твои документы. Значит, ты и виноват. Всё, Восканян, ты – труп.
Блестящие гвозди железных аргументов с грохотом вонзались в крышку Юркиного гроба. Да-а, женская логика убийственна… для здравого смысла. Она похожа на мину-сюрприз, — с виду безобидно и даже симпатично, но когда сработает…. Мозг страдает очень сильно, почти необратимо. Её давно пора признать антигуманным оружием и запретить какой-нибудь конвенцией.
— Ну ладно, отвернитесь, я в порядок себя приведу… Хотя какой уж тут порядок… всё к чертям… — Лариса всхлипнула, достала из стола зеркальце, промокнула платочком покрасневшие веки. – Отвернитесь, говорю, иначе выгоню!
Мы с Юркой испуганно уставились в окно. Рыжий, сокрушённо вздыхая, устроил свой зад на привычном месте. В голове моей текли мысли, цепляясь одна за другую обычной, традиционной логикой. Насколько я знаю Ларису, она – дама практичная, и эксклюзивный маникюр сделала для какой-то цели на пару дней. Она девушка не очень бедная, и вряд ли будет оплакивать потраченные на него деньги, ей проще реставрировать сломанный ноготь. Вывод – красота ей нужна сегодня к вечеру, и с ремонтом можно не успеть.
— Лариса Витальевна, — подал я голос. – Если нужно – я могу и до понедельника подождать. А ты Юрку оформишь, и беги ноготь чинить. У тебя же сегодня мероприятие, если не ошибаюсь?
Минутная пауза.
— У подружки свадьба сегодня, с утра звонит, чтобы я не забыла. А ногти так наращивают только в «Багире”, туда за неделю запись…- Лариса горестно вздохнула. – Теперь и не знаю, какую отмазку придумать, не простит подруга… И Славик, вражина, раньше двух не отпустит. Кстати, он сказал тебя на Тюмень грузить. Взятки раздаёшь?
Я рассказал о нашем со Славиком разговоре. Лариса возмутилась:
— Вот же гад какой! Да он животных вообще ненавидит! У него дома даже тараканы дохнут, какая ему собака?
Юрка насупился, посмотрел исподлобья:
— Я думаю, Славику Рыжий для продажи нужен. Такой пёс под штуку баксов стоит, а родословную купить не проблема. Эдик-джан, это твоё решение, и я тебя не осуждаю…
Тут пришла моя очередь возмущаться:
— Эй, ара, думай что говоришь! Я всегда считал тебя умным человеком, — не нужно меня разочаровывать!
— Блин! Какая ж я дура! – Лариса подскочила из-за стола, — загремели на пол ножницы, пилки, пузырьки из косметички. Пощёлкала клавиатурой, — Вот! Совсем забыла! Звони!
На монитор выползла колонка объявлений – «Пропала собака!” Выделенный абзац гласил: ”Вчера в районе метро «Лесная” потерялся шарпей. Кобель, возраст – два года, окрас рыжий. Вознаграждение гарантируется. Телефон….”
…- «Алё!” – нежное контральто в трубке почему-то заставило вздрогнуть. Я, конечно, предполагал, что владельцем собаки может быть женщина, но этот голос…
— Алё, я слушаю! — колокольчики в трубке нетерпеливо зазвенели.
Ну Рыжий, молись – твоя судьба решается!
— Здравствуйте! Это вы собачку потеряли?
***
Новообретённую хозяйку ждали втроём. Лариса Витальевна обещала присоединиться, как только допилит остаток злополучного ногтя до нужной кондиции. Рыжий (он же, как выяснилось, Ося – странное имя для собаки) упорно отсиживал мне правую ступню, но был сосредоточенно-спокоен как десантник перед выброской. На стоянку для клиентов шустро зарулила ярко-зелёная букашка «Пежо-107”. Рыжий Ося напряжённо вытянулся, нерешительно привстал, и вдруг галопом ринулся к машине. Дверь «пыжика” открылась, и из него вышла…
Неет, ТАКИЕ не «выходят”, тем более не «вылазят”.
Она выскользнула, освободившись из салонного плена, раскрылась дивной орхидеей из тесного бутона, феерической бабочкой из невзрачного кокона…
Иногда встречаются такие женщины, — целомудренно-сексапильные — но без намёка на непристойность; не классические красавицы – но озарённые изнутри. Шарм, очарование, харизма, загадка, — они набиты всем этим, как столичный кекс – изюмом; их даже не угадываешь в толпе, — они сами притягивают взор, оставляя прочую людскую массу серым безликим потоком. Они естественны, органичны, совершенны; но вместе с восхищением приходит тоскливая мысль о том, что здесь, в нашей паскудной реальности эти создания чужеродны, как бриллиант в куче щебня; неуместны, как оригинал Джоконды в прорабском вагончике. Ни одна из этих неуклюжих метафор не способна выразить мои чувства в тот момент..
Рыжий, он же Ося уже исполнял вокруг найденной хозяйки дикий танец радости. Он крутился волчком, припадал на передние лапы, прыгал, восторженно повизгивая и норовя лизнуть её в лицо. У меня даже возникли опасения, как бы от избытка счастья пёс не уронил нашу прекрасную гостью, но всё обошлось. Наклонившись к Осе, она хотела что-то сказать, но сейчас же была им нещадно расцелована.
Рядом стоящий Юрка пихнул меня в бок:
— Завидуешь? — иезуитски ухмыльнулся он.
— Кому? – не понял я.
— Кому-кому… Осе, конечно!
Телепат хренов… Нет, всё-таки не зря Лариска хотела его убить, а помочь женщине – дело святое. Ладно, не в последний раз видимся, будет ещё повод…
Когда собачьи восторги слегка умерились, хозяйка подошла к нам, освещая улыбкой всю территорию базы.
Мне нравятся сероглазые шатенки. Я без ума от голубоглазых блондинок. Но когда я передо мной рыжеволосая богиня да ещё с зелёными глазами, — со мной случается приступ избирательной амнезии и обо всех прочих я моментально забываю. Я вижу лишь обольстительные глаза цвета изумрудно-зелёной травы на весеннем солнечном лугу, восхитительные волосы оттенка золоченой меди с солнечными блёстками…
— Простите, что так получилось. Мне позвонил какой-то мужчина и сказал, что привезёт Осю через два часа. Я ждала, а тут вы позвонили. Странно как-то…
Ну теперь понятно, почему она устроила мне телефонный допрос с пристрастием, — аферисты и тут не дремлют. Куда катится этот мир…
— Простите, а он как-нибудь назвался? – Юрка глубокомысленно наморщил лоб. Ну вылитый Шерлок Холмс, только трубки не хватает.
— Нет, лишь спросил адрес и сказал, чтоб приготовила деньги. Восемьсот долларов… Нет, мне денег не жалко, просто уже многие звонили и говорили всякую ерунду, а этот про шлейку сразу сказал. А ведь в объявлении про шлейку не было… — она смущённо улыбнулась.
— Славик, сука, убью гада! – прошипел Юрка. — Где эта гнида?
Нет, Юрик-джан, если убивать всех Славиков, то добром это не кончится. Ведь нужны же зачем-то природе всякие гиены, шакалы, гадюки и прочая малоприятная фауна. Есть в этом какой-то высший смысл…
Пресловутая шлейка с Осей внутри по своему обыкновению предохраняла обувь от солнечных лучей, только уже не мою. Думаю, на моём сорок пятом размере лежать было не в пример удобнее, чем на тридцать пятом хозяйском, да ещё на шпильке.
Рядом прошелестела серая Тойота Славика и остановилась у офиса. Через главные ворота заехал, стало быть. Лариса Витальевна, выйдя из дверей, с ним почти столкнулась и мстительный Славик, понятное дело, нашёл повод чтобы её задержать. Юрка сжал губы и недобро сверкал глазами.
— А почему Ося? – поспешил я разрядить обстановку. – Он Остап, да?
— Нет, что вы! – рассмеялась хозяйка. – Осман. Он у нас турецких кровей, и по метрике звучит очень гордо: Осман Селик Фэй Юджин Лонг!
— …Берта-Мария-Бендер-Бей. – продолжил начитанный Юра.
— Простите?…
— Нет-нет, ничего. Это я по-армянски…- смутился наш эрудит. Ну не всем же знать наизусть древних классиков.
Девушка достала из сумочки портмоне и вынула оттуда с десяток купюр.
— Это вам. Вознаграждение, — пояснила она.
Юрка недоумённо смотрел на веер зелёных бумажек, как будто в первый раз увидел доллары. В глазах красавицы мелькнуло замешательство:
— Если мало – вы скажите, я ещё привезу…
Заподозренный в меркантильности Юрка величаво приосанился, и тоном армянского аристократа витийствовал:
— Мадмуазель, вы нас обижаете. Вы нас уже обидели. Предлагать деньги за естественные движения души не подобает столь очаровательной особе. — Юрку понесло, как легендарного Остапа в Васюках. И где только нахватался? – Наше участие в судьбе этого чудесного пса не стоит благодарности. Гораздо более нас достойна признательности вот эта благородная дама, — он показал носом в сторону Ларисы, — Это она отыскала ваше объявление. Но денег она тоже не возьмёт.
«Мадмуазель” удивлённо похлопала на Юрку ресницами, перевела взгляд на Ларису, и вдруг озорно блеснула изумрудами.
— Но я очень хочу вас отблагодарить!
С этими словами она вновь открыла сумочку, достала фломастер и загадочно улыбаясь, что-то быстро написала на маленьком кусочке картона, протянула мне:
— Для благородной дамы. Я думаю, ей понравится! – она вновь сверкнула жемчужной улыбкой. – Передайте ей от нас огромное спасибо!
На белой визитке декоративной вязью было напечатано: ”Жанна. Креативный директор. Телефон……”. Через весь шрифт округлым почерком отличницы ярко зеленело: «СПАСИБО ЗА ОСЮ!”
Да пожалуйста… Очень приятно было… Жанна…
***
Я частенько слышу восторги собачников о том, что питомцы чуть ли не обыгрывают их в покер. Это говорит не столько о выдающемся уме собаки, сколько о дефиците его у хозяина, и потому я отношусь к этим россказням с изрядной долей скепсиса. Ум – отражение интеллекта, а пса-интеллектуала я знаю только одного — Шарика из Простоквашино. Так я думаю. Вернее, думал. До нынешнего дня.
Я присел на корточки.
— Ну что, Осман Селикович, давай прощаться?
Пёс, опустив голову, приблизился и уткнулся сморщенным лбом в мою коленку. Я запустил пальцы в податливый мягкий загривок. Сегодня я выручил этого пса. Возможно, даже спас. В сущности, помогать кому-то – не такой уж тяжкий труд. В жизни так устроено, что мы постоянно, ежечасно находимся между светом и тьмой. Поступим неправедно – шагнём во тьму, сотворим добро – приблизимся к свету… Банально, конечно; но что есть банальность, как не многократно повторённая истина? Сегодня на душе у меня светло, поэтому кто тут кому помог – ещё вопрос.
— Ну, бывай, Рыжий. Не теряйся больше.
Он отошёл на пару метров, остановился, и обернувшись, посмотрел на меня пристально, по-человечьи. Что было в этом взгляде – благодарность, признательность, сожаление о расставании — я так и не увидел. В глазах моих стояли слёзы, а вытереть их незаметно я не мог – негоже как-то здоровенному дядьке реветь из-за собаки…
Они шли к стоянке – изящная рыжеволосая девушка и рыжий пёс. Я знал их всего несколько часов, но запомню надолго. Так бывает – проведённые вместе годы забываются через неделю, а короткие случайные встречи порой оставляют в душе глубокий след …
А может, не в собаке дело?
Не по-армянски невозмутимый Юрка вдруг выдал дрогнувшим голосом:
— Да-а… Иметь такую хозяйку – мечта каждого кобеля…
До меня не сразу дошёл двоякий смысл услышанного, и быть бы Юрке инвалидом, но его спасла подошедшая Лариса:
— Славик, гад такой, вот именно сейчас ему остатки узнать надо! Даже попрощаться не успела… — она чуть не ревела от досады.
Зелёный «пыжик” вырулил со стоянки, и благодарственно бибикнув, исчез в переулке. Лариса, закусив губу, смотрела вслед, и на ресницах опять блестели слёзы. Да что за день такой – сплошные расстройства! Но, думаю, этому горю можно помочь.
Я тронул её за руку.
— Ладно, не реви. Увидитесь ещё, — и протянул визитку Жанны.
Лариса осторожно, словно боясь подвоха взяла карточку, прочитала, вопросительно подняла на меня мокрые глаза.
— Переверни, — посоветовал я.
На лицевой стороне роскошная киплинговская пантера грациозно возлежала на стилизованных золотых буквах «Б А Г И Р А”, и чуть ниже – буковки помельче «салон красоты”.
Лариса по-прежнему смотрит на визитку, но по возникшей на щеке ямочке я понимаю, что она улыбается. Ну вот и замечательно, жизнь налаживается. Мне тоже стало весело.
— А ты не очень-то радуйся, — нарочито-строго ворчит она. – Тюмень тебе уже не светит.
Вот новость-то! Я бы удивился, будь оно по-другому.
***
Говорят, каждый город имеет своё лицо, и это правда. Для меня лицо Петербурга – как собирательный портрет всех, кого я здесь встречал, — их лиц, характеров, судеб. Я начал писать его давно, и наверное, мне везло на хороших людей, — портрет получился довольно симпатичным. Я вожу его по другим городам и ревниво ищу сходство с этими, местными лицами, — и не нахожу. И не знаю, — хорошо это или плохо…
Далеко позади остались запутанные развязки Кольцевой дороги, невзрачная речушка с гордым названием Оккервиль; вот уже мелькают за окном чахлые берёзки синявинских лесов…
До свидания, Питер.
Встречай, Вологда!