Мои бабушка и дед по отцовской линии работали на режимном заводе в Златоусте. С детства я замечал их странную манеру говорить, которая особенно проявлялась у бабушки: иногда фраза обрывалась как бы на половине, особенно если речь шла о чём-то, связанном с политикой. Или о каких-то людях. Или о её собственной судьбе. Жестами и мимикой бабушка показывала, что тут как бы всё понятно, хотя мне, маленькому, ничего понятно не было. Позже я предположил, что эта недосказанность была следствием многолетней привычки не говорить об определённых вещах: о заводе, о власти, о своих разочарованиях.
Эти вещи нужно понимать без слов, следуя лекалам советского мировоззрения, которое бабушка никогда напрямую не осуждала, но как будто тяготилась им. Тяготилась неосознанно или, по крайней мере, без проговаривания вслух. Вот случилось что-то, ну, и случилось… И всё. Едем дальше. Меня, в силу врождённой болтливости и склонности к рефлексиям, такое игнорирование интересных тем часто ставило в тупик.
Потом я понял, что привычка тормозить себя характерна для многих людей, рождённых в первой половине XX века. Думаю, тут смешалось много всего: и детская память о сталинских репрессиях, и советская цензура, и причастность к гостайне, и травматический опыт распределения (из-за него бабушка оказалась в Златоусте, который любила скорее, как неродного ребёнка, потому что родом она была из Подмосковья и сердце её осталось там).
Став журналистом, я часто отмечал про себя, как плохо развита у россиян устная речь: количество слов паразитов, пауз, повторов, оговорок иногда зашкаливает даже у образованных людей. Моя гипотеза в том, что это связано с унаследованной привычкой тормозить мысль, сравнивая её с политически верным эталоном.
Сложно говорить, когда ты должен запрессовывать себя в неудобные формы и делать это с видимым восторгом. Любые «мэканья» и повторы — это попытки выиграть время, чтобы не огорчать внутреннего товарища майора. Иногда люди говорят: «Вообще-то я против СВО…» и сбивчиво выгружают на тебя тонну кремлёвских аргументов, словно замуровывая их кирпичами опасную брешь в себе.
Казалось, время недосказанностей прошло, и новые поколения будут свободнее. Но сейчас я замечаю те же самые симптомы в себе и в людях вокруг. Я тоже становлюсь недосказанным и вру себе, что это нормально. Иногда не хочется ни о чём писать или говорить: мозг противится лишний раз ходить по минным полям, где любое слово может быть использовано против тебя. Думаю, то же самое было и с поколением рождённых в 1920-хх. Для тех людей многие темы, отличные от бытовых, несли оттенок мучительности.
Я думаю, это плохо. Человек должен иметь право на спонтанные суждения, даже если они ошибочны. Так работает мысль: она строит гипотезы, усложняет их, отвергает или принимает. Запретив говорить, мы запрещаем себе думать, упрощаемся, оболваниваемся и не замечаем этого. Ведь чтобы заметить, нужно проговорить.
История циклична. И я, пожалуй, попробую дождаться следующего её цикла, когда иметь собственное мнение, пусть неудобное, снова станет нормой. Потому что иначе — застой.
Спасибо!
Спасибо!
Чтобы заметить — нужно сделать. И «по делам судите их».
Человечество утонуло в словах-словах-словах.
Решения за всех принимаются молча. И ресурсы для для обеспечения выполнения решений тоже создаются без лишних слов.
А вот обмануть-смошенничать? Тут действительно нужны сотрясения воздухов и клевание мозгов.
Какие-то решения принимаются молча. В том числе, очень плохие.
Можно исходить словами, можно замалчивать — это две крайности. Я же говорю про золотую середину.
Хороший разговор — это тоже своего рода искусство, непостижимое для тех, кто молча делает херню
Ощущение что спустя время снова придется учить себя говорить…Я всегда был человеком неудобным, неврастеничным, протестным. И замолчал, и сейчас молчу. Сначала было непривычно, потом тяжело, потом апатично тяжело, сейчас безразлично грустно. Понял что не с кем и не о чем спорить и рассуждать, способность критически мыслить и размышлять уходит из жизни как навык писания пером, да и вообще обычной шариковой ручкой. Всегда говорил что безразличие нас погубит, и по ощущениям я сам стал его первой жертвой. Хотя вроде бы постоянно сам с собой веду бесполезный и нескончаемый диалог, но все больше он напоминает спичи тех, кто не по своей воле оказался в шестой палате. А еще боюсь что я уже становлюсь заложником этой тюрьмы и когда настанет вольница, то так и останусь сидеть у развалин и забора этой тюрьмы. И даже не страх это, скорее просто по капле травлясь этим ядом ощутил что добро ни хрена не победит зло и это не моя страна, а их, а я тут так гастарбайтер, который владеет отлично языком, хоть и говорит совершенно на другом…
Ты прям мои ощущения описал.
Думаю, человек, который осознанно замолкает, не замолкает насовсем. Это как зерно, которое на зиму уходит в спячку. Я думаю, сейчас очень много зёрен будут ждать оттепели. И я вот тут думал, что эта оттепель, возможно, наступит не скоро, но я настраиваю себя жить так, будто она уже за поворотом. Потому что в реальности мы не знаем, а совсем впадать в отчаяние — это уже проигрыш, да.
Иногда кажется, сходишь с ума. Не в буквальном смысле, а, скорее, словно нервная система уже отказывается выходить на рабочий режим. С каждым месяцем не резко, но стабильно, нарастает шумовой фон, которые пытается подорвать твою самооценку, веру в себя. В связи с этим я считаю, что нужно быть хитрее этого фона, отключаться от него, побольше говорить да хоть с самим собой, в общем, делать всё, чтобы сохранить спокойствие и трезвость мысли. Это такая программа-минимум. Есть вещи, которые вне нашей власти, но, по крайней мере, собственные мысли — это всё ещё наша зона влияния.
И, кстати, чрезмерные споры на сии темы абсолютно разрушительны и льют на мельницу сложившегося режима, потому что усиливают конфронтацию. Мне кажется, задача противников войны в числе прочего — это ещё и не опуститься до уровня самих милитаристов, по сути, средневековых людей.
Прям больно читать ваше душевное. Но ведь каналов выразить себя, бесконечного, множество, кроме слов языка? Можно петь словами и без слов, можно играть на музинструментах, рисовать на полотнах и стенах. Там даже короче и понятней слушателям-читателям. Не отчаивайтесь, ищите формы)
А вас задело, как я погляжу
В остальном мы и на инструментах играем. Недавно калимбу купили — сын сразу выучил «Лесник» КиШ )
Когда в разговор включаются оценки и деления «очень плохие, херня, золотая середина», то они всегда в пользу говорящего манипулятора.
Вы меня раскусили 😀