О фильме «Дом» и проблеме всероссийского отца

На душе было паршиво, решил какой-нибудь фильм хороший поглядеть. «Кинопоиск» уже не первый раз предлагает «Дом» с Сергеем Гармашем, и я даже начинал его смотреть, но почему-то бросил. А тут сел, втянулся, досмотрел. И фильм этот породил во мне целый монолог, похожий на сочинение по литературе: что-то вроде «Образ тиранического отца в современном кинематографе». Или так: «Подсознательное стремление России избавиться от патриарха».

Фильм мне понравился актерами, съемками и местом действия: большой дом где-то в степях (наверное, Ростовская область). Само повествование шершаво, то есть не вызывает у тебя полного понимания, потому что вроде бы живет большая семья, но какая-то слегка оскотинившаяся. Все надломленные, проблемные, колючие, с элементами садизма. Кто-то с затаенной злобой, кто-то разочарованный, кто-то в апатии.

Ну, и коль скоро это такой кулацкий зажиточный дом, есть там фигура отца, который всегда готов дать в рыло, ежели кто не по его уставу живет. Мужик вроде неплохой, дитям желает всяческого добра, имеет свою мужицкую мудрость, где-то даже сочувственен. Дочка у него блядует, он ей советы дает: «Ты разведись, не позорь семью…»  Но в семье все равно разлад, причем весь этот клубок проблем не проговорен, и за общим столом все молчат, боясь попасть под тяжкую руку отца или под его взгляд. Вот такой фильм.

Дальше приезжает старший сын, криминальный авторитет, который 25 лет семью особенно знать не хотел (хотя деньги выдавал), а теперь решил в отчем доме пересидеть обострение бандитских будней. И семья его приняла по-разному: мать счастлива, отец гордится, один из братьев набивается в напарники, другой (самый младший), наоборот, не принимает, потому что считает старшего упырем и убийцей. Ну, и потом все это крайне плохо заканчивается.

Такие фильмы у меня всегда оставляют немой вопрос из серии: «Что я нахрен такое посмотрел»? Наверное, где-то во мне заложен слабоумный оптимизм, который требует не то что бы хэппи-энда, но какой-то хоть бы малосольной надежды. Или хоть какого-то понимания, как вот до такого не докатиться. А истории из серии «вот жили люди хреново, а потом все умерли» для меня выглядят тупиковыми. Наверняка когда-то давно в океане был остров, но его смыло тайфуном и о нем никто не знал, а теперь и забыл. Такое, увы, бывает. Но природа умудряется выживать не за счет тупиковых ветвей эволюции, а благодаря живым росткам, которые переживают любой тайфун. И для меня искусство всегда должно чувствовать жизнь и давать ей шанс. Даже если кругом декорации The Last of Us.

А когда ты то ли ради сюжета топчешь вообще все, получается история пусть правдивая, но какая-то бесполезная. Мне, как герою Высоцкого, всегда хочется увидеть рассвет, тот несмышленый, зеленый, но чуткий подсолнух. Чтобы после книги, фильма, монолога оставалось что-то, на что можно опереться. А если хочется просто трагедий, ну, можно  за окно выглянуть или новости почитать — там на любой вкус.

Впрочем, ладно: это дело вкуса. Русская литература и кино часто грешат пафосным трагизмом, из-за чего, например, я не люблю фильм «Левиафан».

Но этот фильм напомнил мне еще о нескольких лентах, которые оставили похожие чувства: это «Снегирь», «Вечная зима» и «Возвращение» Андрея Звягинцева. И я вдруг понял, что меня больше занимает даже не высокопарная трагичность каждой из этих историй, а что-то совсем другое.

Во всех история есть фигура отца, патриарха, вождя. Считайте, что это фигура Путина, Сталина, Петра I — вожака, лидера, морального мерила, воплощения надежд, последней инстанции. Отец этот двояк: он крут, авторитетен, жёсток, но бывает справедлив и мудр (или хотя бы кажется таким), и он — основа порядка. Он давит семью и часто разрушает то, что сам построил, и глядя со стороны ясно, что нужно уходить и строить свою жизнь. Но сидящие за столом не понимают, возможна ли жизнь за пределами этого гнетущего порядка. И в этом весь ключ: нет ни счастья, ни сплоченности, ни развития. Главная скрепа — боязнь увидеть альтернативу.

К слову, в фильме «Дом», наверное, все же есть тот самый «несмышленый, но чутки подсолнух» в образе младшего брата, который не принял старшего (убийцу, которого сыграл Гармаш), и под конец фильма сбежал из дома поступать в речной техникум, о чем всегда мечтал. И он — единственный выживший из семьи. Но показано это вскользь, одним мазком — может быть, это просто моя интерпретация.

Во всех таких фильмах отец является как основой порядка, так и прямой или косвенной причиной трагедий семьи. Герой Робака в «Вечной зиме» провоцирует конфликт, который приводит к гибели сына (аналогия с СВО?). Герой того же Робака в «Снегире» презирает «прогрессивную молодежь», которая не вписывается в его маскулинный образ жизни, и это тоже приводит к нелепой и ненужной трагедии. В «Возвращении» отец невероятно пафосен, далек, непонятен: он то ли учит детей, то ли предается рутинному психологическому садизму, которым пропитана вся его жизнь. В «Доме» отец вырастил стаю волчат, и теперь сам не знает, гордиться или плакать. Но, чтобы стая не разбежалась, он давит ее, как умеет, распространяя этот психоз дальше по цепочке, выращивая детей-психопатов. И дети, ненавидя отца, в то же время лишены возможности уйти, ведь они стали его плотью. Он слишком заслоняет горизонт. И даже когда его ограниченность становится абсурдной, сила привычки, выученная беспомощность, не дают «несмышленым подсолнухам» прорасти в тени стареющего дерева.

Я не знаю, вкладывали ли создатели фильмов такой смысл. Мне иногда кажется, что это проговаривает неосознанно, и для самих режиссеров является некой скрытой, почти фантомной болью. И поскольку эта проблема не осознана, не прорисовывается и выхода. Фильмы не идут дальше констатаций. Ситуация заходит в тупик. Дети не восстают, не протестуют, не меняются. Они глухо ворчат и подчиняются. Не потому даже, что слабые, а потому, что ограниченность отца сделала и их поле зрения узким, как у тягловой лошади. Пашешь — и паши. Бьет, значит, любит.

И, наверное, мы сами тоже сидим в этом капкане. Мучаемся, чувствует тягость, но она не проговорена. Ее вообще запрещено обсуждать. Как проговорить, чтобы «не раскачивать лодку»? Как выглядит альтернатива? Готовы ли мы? Может быть, за этой чертой и начинается настоящее творчество, а не просто бесконечное переложение русской классики нга новые рельсы. А я сам за то, что творчество должно давать надежду, толчок, катарсис. В этом смысле, как ни странно, более простое американское кино иногда дает куда больше жизненных сил, чем эти недокипяченные терзания.

Иногда кажется, что психотерапия нужна для всей страны. Спокойный разговор о наболевшем. Проблема рвется наружу, но нам порой самим сложно уловить ее. Есть ли жизнь за пределами отчего дома? Когда пора уходить? И, может быть, чтобы это понять, нужно пройти  болезненную фазу самокопания, но тут у многих стоп-кран (и у меня, наверное, тоже). Все кажется либо слишком опасным, либо бесплодным, либо вредным. Это рабство — оно не в цепях. Оно в нас самих.

Отец — он не плохой, и не хороший. Просто всему свое время. И, чтобы уйти из-под опеки, нужно помимо мужества научиться еще брать ответственность, ценить свободу, слушать и слышать.

А без этого — вечная кабала под пятой сильного, жестокого и ограниченного отца.