Перед нашей вылазкой я представлял себе, что подземный бункер, куда мы полезем, расположен на пустыре или в промзоне. В каком-нибудь жутковатом месте. Но мы посреди двора в новом микрорайоне. В стеклянных балконах отражается детская площадка, несется вечный скрип качелей. Все очень обыденно: вот мусорные баки, вот дворовая парковка, а за ней — холм, покрытый засохшей прошлогодней травой. Он не огорожен и не обозначен, и, на первый взгляд, неинтересен. Мы обходим его вокруг.
Вход в бункер находится так, словно его специально расположили подальше от глаз в тупиковой части двора (хотя, конечно, «бомбарь» появился тут много раньше самого микрорайона). Анкер, мой сопровождающий, говорит, что он с другими диггерами обнаружил это место случайно. Когда я делаю снимок, он просит, чтобы в кадр не попадала табличка с адресом ближайшего дома. Анкер озабочен сохранением таких мест, как музейный работник переживаем за свои экспонаты (забегая вперед скажу, что, уходя, он закроет обе гермодвери бункера, приговаривая: «Чтобы школота не лезла»).
Вниз от входа идут ступени, плотно покрытые вязкой грязью: идешь, будто по солидолу. У нижних ступеней мусор, встречаются шприцы. Мощная гермодверь с характерной ручкой-штурвалом открыта, вторая, находящаяся сразу за первой — тоже. Запорный механизм одной из дверей сломан, но у второй работает (это и позволит позже закрыть ее).
За дверями кромешная тьма. Кто бывал в пещерах, знает это чувство: подносишь руку к самым глазам и не видишь. Меня поражает отсутствие неприятного запаха. После срача у входных ступеней я ожидал попасть в свинарник, пахнущий туалетом, но внизу на удивление хорошо дышится.
«Температура в бомбарях всегда плюс десять градусов», — сообщает Анкер.
Он включает фонарь. Еще одно мое предубеждение: я считал, что бомбоубежища по большей части расхищены, и остались голые стены. Нечто подобное мы видели, например, в заброшенной ракетной части под Карталами. Но здесь же…
Я узнаю эти скамейки: такие стояли раньше во всех электричках, и, наверное, в бункеры попали ради унификации. Они, кстати, довольно неудобные: три часа до Златоуста высидишь, но Анкер говорит, что большинство таких бункеров рассчитаны на трое суток — вот и посиди на дубовой скамеечке 72 часа. По его оценкам, конкретно это двухсекционное помещение (не считая подсобных) вмещает человек сто, а значит, тут будет еще и тесно. Ну да, ядерный апокалипсис — это вам не поездка на электричке. Это непрерывный экзистенциальный ужас и борьба за дефицитные ресурсы: воздух, воду, еду и место.
Анкер, кажется, знает о бомбоубежищах все. Он рассказывает о типах гермодверей (вот тут они обычные, а бывают с двумя штурвалами, но такие делали только на Украине). Он показывает осколки надписи «Выход», находит крепежную рамку от нее и плафон: говорит, эти таблички, горящие желтым светом, на самом деле очень красивы. С пола он поднимает какую-то ерунду вроде помады. Это очень старая натирка для стекол противогаза, чтобы исключить их запотевание. А еще находит некий кружок и объясняет, что это более современное средство в виде пленки, но оно хуже.
Сами противогазы еще недавно лежали тут сотнями. Анкер сокрушенно ходит по бункеру, переворачивая оставшиеся пустые коробки.
«Что за люди? — возмущается он. — Зачем выносить сотню старых противогазов, куда ты их потом денешь?».
В диггерской среде, по его словам, воровство и мародерство резко осуждается.
«Нормальным считается вынести что-то памятное, табличку, например, — объясняет он. — С ней, даже если попадешься, ничего не сделают. Но что-то ценное и в больших количествах брать нельзя. Мы тех, кто ворует, не любим: они всех подставляют, из-за них и охрана потом сильнее жестит. Но такие диггеры встречаются».
Мы находим еще одно помещение, в котором расположены центробежные воздушные компрессоры. Анкер говорит, что здоровенная бочка — это, по сути, такой же фильтр, как у противогаза, просто более производительный. У центробежных компрессоров есть ручной привод на случай полного блэкаута. На удивление, все механизмы работают отлично: крутанув ручку, слышишь нарастающий гул, который потом еще несколько минут звучит по инерции.
Мы натыкаемся на проход, уходящий вверх: это запасной выход, но он завален. Скорее всего, его заблокировали во время стройки микрорайона, потому что он смотрел бы в сторону детских площадок. Рядом есть еще одна маленькая квадратная гермодверь: Анкер, согнувшись, залезает и констатирует, что там находится, скорее всего, воздухозабор.
«А тебе бывает страшно?», — спрашиваю я.
Бункер, в который мы залезли, считайте, нулевой сложности. Он открыт, не охраняется, давно заброшен. Но диггеры лазят везде, и наткнуться можно на кого угодно.
«Знаешь, самое страшное, с чем ты можешь столкнуться — это человек. Что-то с людьми происходит, с охраной, иногда они неадекватно себя ведут, — Анкер думает пару секунд и добавляет. — Хотя нет, самое страшное — это собаки. С человеком еще можно договориться, а собаки стремятся тебя просто загрызть. И никто потом за это не будет отвечать».
В качестве средства самообороны он носит светошумовой пистолет: говорит, хорошая штука, потому что реального вреда не наносит, но дезориентирует противника, давая возможность убежать.
В бункере есть запас воды в больших баках, душевая и туалет, но они захламлены. В туалете лежит мешок с цементом: Анкер предполагает, что здесь хотели провести косметический ремонт, но бросили. На стене есть стенд с буквами ИРП: недавно на нем висел макет сухпайка (индивидуального рациона питания), но стенд тоже расхитили. Вообще еда и вода не хранятся в бункерах постоянно, и в случае форс-мажора власти должны обеспечить их всем необходим за сколько-то там часов.
Раздается звук подъезжающей машины. Я напряженно замираю: не за нами ли? Анкер мотает головой, мол, здесь же рядом парковка, вот и шумят. Акустика в бункере странная: вроде и тихо, но некоторые звуки звучат слишком громко. Я уже так погрузился в атмосферу апокалипсиса, напоминающую эстетику компьютерных игр, что стало трудно осознавать наличие обычной жизни в нескольких метрах над нами. Мы здесь в другом измерении, в параллельной жизни, которая может стать реальностью, если у стран, обладающих ядерным оружием, сдадут нервы. Это я сейчас изучаю эти полувоенные артефакты с любопытством, но сорок лет назад, когда в начальной школе на уроках «Гражданской обороны» нам объясняли, в какую сторону ложиться от ядерного взрыва, все это реально пугало.
По подсчетам Анкера, в Челябинске находится более двух сотен бомбоубежищ самого разного типа, и он был примерно в 80% из них. Наиболее оснащенные и хорошо сохранившиеся находятся на территориях предприятий, но вход туда часто закрыт (потому и сохранились). Но, говорит он, есть в Челябинске предприятия, которые рукой махнули на бомбари и на их охрану. В приличном состоянии, говорит Анкер, в лучшем случае 40% бункеров:
«То есть, не в идеальном, но так, чтобы там можно было в случае чего укрыться, — говорит он. — А в остальных все совсем плохо».
Сооружение, в которое мы попали, типовое. Таких в Челябинске много, и расположены они часто в местах, вокруг которых мы ходим каждый день. Утром мы пытались спуститься в еще один бункер в Курчатовском районе, но он оказался закрыт. В нем, говорит Анкер, есть съезд для автомобилей: в случае тревоги туда загоняют технику, которая будет принимать участие в ликвидации последствий.
Мы выбираемся наружу. Анкер блокирует двери. Говорит, заниматься диггерством без подготовки рискованно: помимо прочего, нужно хорошо знать законы и понимать, какие объекты относительно доступны, а где могут вменить разглашение гостайны или другую тяжелую статью — прецеденты были. И, конечно, в таких местах возможны самые разные инциденты. Анкер рассказывает, как однажды прятался от охраны в лазе, закрытом гермодверью (таком же, как в нашем бункере). Охранники походили, никого не нашли и решили заварить дверь от греха. Выбраться Анкеру удалось через другой выход, но тут, можно сказать, повезло.
Напоследок я спрашиваю: мол, правда, что под каждым городом есть еще один город, подземный, состоящий из тоннелей и бункеров? Анкер говорит:
«Да, под Челябинском можно пройти по пешеходным коллекторам, большинство из которых идут под предприятиями и учреждениями».
Хотя сам он не считает это особенно интересным.
да уж, сколько денег на все это было угрохано в свое время.
Вылазка в бункер вызывала какой-то непропорциональный кипиш) Власти теперь пытаются выяснить, что это за объект и почему он расхищен. То ли есть он, то ли нет…