Вот одна из вещей, которые написал бы, если бы не сломался комп. Пару дней назад, 18 ноября, было 30 лет со дня записи альбома Nirvana Unplugged in New York. Это случилось за полгода до самоубийства Курта Кобейна, после чего альбом стал культовым. В нём есть что-то потустороннее. Глядя на Кобейна в его секондхендовском кардигане, я непроизвольно думаю: он выглядит, как Иисус, который точно знает, что его ждёт, но уже не переживает.
В 1993 году в России уже было англоязычное MTV. Я до сих пор помню слоганы этого альбома : «No electric gadgets… No power cords… Nothing, but pure music». Формат Unplugged — это что-то вроде нашего квартирника, когда известные рок-музыканты выступают с акустическими гитарами и поют живьём. Задним умом понятно, что шумная Nirvana с их электрическим звуком и Кобейном, который крушил гитары на сцене, довольно плохо вписывалась в формат уютных посиделок. Но именно их выступление стало абсолютной сенсацией.
К разочарованию организаторов, Nirvana не взяла в программу большую часть своих хитов, включая Smells like teen spirit. Да и вообще половина песен — это каверы на других исполнителей, включая Дэвида Боуи. Мой интерес к Nirvana как раз и начался с песни The Man Who sold the world. Но с коммерческой точки зрения это был рискованный путь, потому что собственные песни «Нирваны» были тогда на пике популярности.
Сцену по требованию Курта оформили в похоронном стиле, и, зная о том, что случится через полгода, трудно избавиться от ощущения, что Кобейн поучаствовал в собственных поминках. И только он знал об этом. Я вообще думаю, что пика достигают творцы, осознавшие близость смерти. Тогда у них получается нечто, что находится на стыке того мира и этого: у Фредди Меркьюри — это The show must go on (правда, не он автор слов, но там важнее исполнение), у Высоцкого — «Кони привередливые», у Цоя — «Легенда».
Концерт Nirvana Unplugged in New York отнюдь не депрессивный, скорее, созерцательный. Кобейн выглядит немногословным и очень расслабленным. Он словно снимает защитную маску истеричности, характерную для его электрических выступлений, и становится собой, неуверенным, сверхчувствительным человеком. И при этом он словно знает что-то такое, после чего уже можно не волноваться, кто ты и как тебя принимают.
«Я попробую сыграть в другой тональности, если получится плохо — этим людям придётся потерпеть», — предваряет очередную песню Кобейн, показывая на зал. Зал смеётся. В отличие от других групп, участвовавших в формате Unplugged, Nirvana записала всё с первого дубля. И есть ощущение, что это неслучайно: Курт словно поймал волну, недоступную смертным. Нечто такое, чего не купишь за деньги и не согласуешь с менеджером.
В 1994 году я купил весь альбом на кассете, и мы часто слушали его фоном, играя в Mortal Combat II. Тогда о Кобейне говорили, как о гениальном поэте, но, хотя и я и понимал основную канву его песен, все эти смыслы проходили как-то мимо. Мне нравилась манера его исполнения, а может быть, я просто поддавался моде, не знаю. Я много слушал Nirvana, но не был их фанатом в музыкальном смысле: скорее, меня привлекает сам феномен Кобейна. И в записи Unplugged in New York он проявился в мистическом ключе.
Кстати, Кобейн читерствовал: его гитара была подключена к усилителю, то есть нарушала условие no power cords. Но это оказалось неважным, потому что главный результат был достигнут — атмосфера концерта такая, словно Курт поёт только для тебя.
В конце он исполнил Where did you sleep last night (Где ты спала прошлой ночью?). Когда продюсеры попросили его повторить, Курт сказал, что повторить уже невозможно. И он был прав как никогда.