Ветеран Ирака — о природе войн

Наткнулся в YouTube на канал SoftWhiteUnderbelly, который привлёк меня прежде всего тем, как выглядит его главная страница. Вот так.

На канале — более 4000 видеоинтервью с людьми, которые пережили травматический опыт самой разной природы. Автор канал, фотограф Марк Лаита, живёт в Лос Анджелесе, много времени проводит за изучением тамошних трущоб (тут подробнее о этом), и находит героев для своих видео среди социального дна. Поначалу меня привлекло качество фотографий и съемки (всё очень талантливо и стильно), а потом я ещё и заслушался. Не знаю, как Лаита это делает, но его герои держат внимание на протяжении полутора часов сплошного монолога, снятого на статичную камеру. Удивительно, как он добивается такого уровня откровенности и фокусировки героя, но получался готовый сценарий для сериала. Очень много видео посвящено маргиналам, проституткам и наркоманам, но в каждом видео есть зерно какого-то откровения, которое заставляет посмотреть по-другому даже на самого себя.

Вчера меня зацепило интервью Хатча, бывшего американского военного, который был в Афганистане в середине нулевых, а в 2007 году — в Ираке. Вернулся он оттуда с сильным травматическим опытом, ранением и ПТСР, подсел на наркотики (с которых слез). Хатч воспитывает в одиночку сына, который был зачат в рехабе, после чего мать бросила его. Сначала я подумал, что это типичная история о тяготах армейской жизни, но меня зацепила способность Хатча рефлексировать, его попытки объяснить самому себе случившееся. Ниже приведу вот этот фрагмент интервью.

* * *

Хатч: «Наблюдать за тем, как люди крошат друг друга, когда тебе 20 с небольшим, противоестественно. Не важно, насколько мы считаем войны естественным положением вещей, не важно, насколько мы принимаем это за норму, воевать… В этом нет ничего естественного. Молодые люди превращаются в монстров. Щёлк. А потом — щёлк, и снова молодой человек. От этого сводит дыхание.

Оглядываясь назад, мы способны были… я видел, друзей, которые были способны… а потом они возвращались назад к своим семьям. Выходит из самолёта, подхватывает на руки маленькую девочку, целует, кружит с ней, а я думаю: «Я видел то дерьмо, что ты делал там, что заставило бы эту девочку стыдиться тебя всю жизнь».

А потом ты слышишь очень интересное клише: «Это был твой долг». Ты сделал то, что должен был сделать. Ты прав, ты прав. Ты нас убедил. Мы делали то, что должны были. Но сколько из этого было абсолютно необходимо?

Единственное, что позволяло мне примиряться с тем, что я видел там и в чём участвовал, было следующее. Допустим, я вижу американскую армию как систему, которая является частью ещё большей системы мирового порядка. Так? Так вот, военная мощь Соединённых Штатов может взять сотни тысяч людей, отправить их в чужую страну быстро, сместить правительство, и сделать это насильственным путём, с оружием, с желанием убивать столько людей, сколько потребуется. И делается это, чтобы поддерживать земной шар в состоянии мира. Наша способность демонстрировать эту силу, вероятно, позволяет поддерживать этот мир. Хотя сейчас я бы так не сказал с учётом ситуации в Украине, но сама идея, что кому-то такое по силам, что некая страна или нация может такое сделать… Мне бы хотелось думать, что моё участие в этом является причиной безопасности и свободы для кого-то. Это единственное, чем я могу оправдать то, в чём я участвовал. Как нечто, что было необходимо. Но верю ли я, что чья-то персональная свобода на родине была в большей неприкосновенности из-за того, что я там делал? По факту — нет. Но как часть этой системы — да. Я не верю в то, что кто-то оказался в большей безопасности из-за моей способности отнимать чьи-то жизни, по желанию, по запросу. Эта система делает мир безопаснее, но мои действия, моё участие, моё осознание того, что было правильным в то время… Нет… Нет… Я не верю, что чьи-то свободы были спасены, потому что я забирал чьи-то жизни. И вернуться домой в 24 года, и оправдать всё это, и поместить это в красивую рамку — это невозможно».

* * *

Хатч: «Моё мнение о войнах… в последние пару тысяч лет это стало естественным состоянием дел для человечества. Я не думаю, что это естественно. Война — это самая необязательная из необходимых вещей, которыми мы занимаемся. Или наоборот, как хотите. Мы не можем избавиться от этого. Но это неправильно. Нет ситуаций, когда забирать чужую жизнь естественно или нормально. Я думаю, если бы мы пропустили эту мысль через свои тупые головы, нам бы жилось лучше. Если бы было другое решение… Война — это ответ на то, что люди хотят. Если я чего-то хочу и не могу получить, я забирают столько жизней, чтобы люди сказали: «Я не хочу, чтобы ты взял мою. Бери». Разве это здравая концепция? Разве это не чистое безумие? И как вы это остановите? Войной! Если у кого-то есть палка, найдется тот, у кого больше палка. И где будет разрыв в этой замкнутой цепи? Мы совершили столько жестокостей, что нет никакого разрыва, цепь замкнулась. Теперь она движется сам по себе. Это превратилось в естественный порядок вещей».

* * *

Где-то в середине интервью Хатч рассказывает об эпизоде, который преследует его. При проникновении в закрытый дом в составе штурмовой группы он отстреливал из дробовика дверные петли, а по другую сторону прятался мальчик, которых хотел укрыться за дверью, когда она откроется. Хатч говорит, мальчик без головы приходит ему во снах, и чем больше проходит лет, тем больше он вырастает, превращаясь в юношу, во взрослого человека, но всё также без головы. И Хатч думает, что изобрести оправдание такому невозможно. Его раздражают попытки людей объяснить ему, что «Ты не виноват» или что «Ты должен был». Он говорит, что какие бы словесные конструкции ты не придумывал, ты всё равно чувствуешь это. Хатчу пришлось перепробовать много лекарств, наркотиков и терапий, чтобы дотянуть до 2013 года, когда у него родился сын, после чего он смог заново собрать свою жизнь обратно. Кстати, ещё один герой Марка Лаиты, наркоман по имени Джек (подвергся сексуальному насилию в детстве), попал в рехаб, где работал Хатч, и дал ему очень высокую характеристику. Джек сказал примерно так: «Есть люди, которые не делают зла, потому что не могут. Это хорошо, это правильно, но это одна ситуация. А бывает, что человек уже попробовал зло, но сказал себе: всё, больше никогда. Это Хатч».

Я слушал рассуждения Хатча и думал, что скоро его опыт будет релевантен для сотен и тысяч людей, которые будут возвращаться с СВО. Кошмары начинаются не сразу. Осознание приходит с годами. В данном случае не важно, что они и Хатч принадлежат к разным армиями и воют в разных условиях: знаменатель у всех войн общий. Война — это прежде всего убийство человека в себе. Война — это рытвины не только в земле. Хатча использовало его правительство для решения мифических задач ради несуществующих ценностей. Ситуация зеркальна. С точки зрения отдельно взятых людей война — это всегда катастрофа. Любые плюсы войн могут существовать только в больном сознании правителей, потерявших связь со своим народом: в этом аспекте что США, что Россия — два сапога пара.

Я вообще думаю, что мир уже делится не на русских и американцев, либералов или консерваторов. Мир делится на тех, кто упивается насилием, и на тех, кому есть чем заняться помимо этого. И думаю, если бы, как в песне The Beatles, такие люди в разных странах объединились, что-нибудь бы да получилось. И да, объединиться этим людям удастся не скоро, но всё же важно сохранять ориентиры, насколько возможно. Не впадать в безумие, которое создаст лишь новое безумие.